– Император Нерон, который играл на скрипочке, когда горел Рим.
– А он тут при чем?
Харри удрученно покачал головой:
– Вчера кто-то дал Уилли десять шиллингов…
– Да, знаю.
– И тот отправился в кино в Линтоне. Вернувшись, он зашел сначала в «Корону», потом ко мне и не мог говорить ни о чем, кроме этого Нерона. Уилли утверждает, что такого злодея он ни разу не видел даже в фильмах. Вроде бы он скормил львам пятьдесят или сто христиан, пока выпил пинту горького.
– Да, но…
– Уилли продолжал бушевать, пока я не отказался его обслуживать, чтобы не потерять лицензию. Тогда он отправился в «Черный кот», и Джо Уильямсу хватило ума отпустить ему бутылку виски в кредит. – Харри снова покачал головой. – Держу пари, сегодня утром он надрызгается в стельку.
– На вашем месте я бы из-за него не беспокоился. С ним все будет в порядке.
– Надеюсь, доктор.
– Что касается молодой леди в моем доме…
– Ну?
В его глазах блеснул интерес, и это мне не понравилось.
– Можете сообщить миссис Пирс и другим леди, что девушка, которую они видели, – миссис Барри Салливан. Она потеряла мужа, очень расстроена и не хотела бы, чтобы за ней шпионили. Вы передадите им это?
Харри колебался.
– Ладно, доктор. Пусть вас не удивляет, что им это не нравится. С этой войной на нас словно обрушилось проклятие. Некоторые только и ломают голову над тем, что случится в следующий раз.
Откровенно говоря, я разделял эту точку зрения. Было начало третьего, когда я сел в свой автомобиль и поехал к дому Алека.
Небо было голубым, как яйцо малиновки, сельская местность никогда не выглядела красивее, но бунгало у Прыжка Влюбленных казалось подряхлевшим, как и его владелец, и еще более обветшавшим, чем в субботу вечером. Яркие пляжные кресла все еще находились на лужайке. Я вспомнил, что, когда в субботу начался дождь, Барри Салливан собирался унести их, но, очевидно, он этого не сделал.
Я оставил машину на подъездной аллее. Марта, старая служанка, впустила меня в дом и проводила наверх. Шаги по деревянному полу отзывались гулким эхом.
Алек и Рита, поселившись в бунгало, делили большую спальню в задней части дома, но в последнее время там оставалась только Рита – Алек перебрался в переднюю комнату. Однако, таща его наверх в субботу вечером, я забыл об этом и поместил в комнате Риты, куда направлялся сейчас.
Миссис Гроувер, дневная сиделка, ответила на мой стук в дверь.
– Как он, сестра?
– Насколько я могу судить, не лучше и не хуже.
– Беспокоится?
– Не очень. Иногда зовет жену.
– Вы не пропускали к нему никаких посетителей?
– Нет, доктор. Мисс Пейн и я дежурили днем и ночью, и к нему никто не приходил.
Я вошел, закрыв за собой дверь. На двух больших окнах, обращенных к морю, были задернуты белые льняные занавеси. Окна были открыты, и портьеры затрепетали от сквозняка из двери. Материал для затемнения был убран под тяжелые балдахины и цветастые ситцевые занавески.
Алек спал в большой двойной кровати красного дерева у правой стены. В комнате ощущался знакомый неприятный запах больной плоти. Это была вина самого Алека – никакой организм в его возрасте не мог противостоять шоку после стольких лет злоупотребления виски, хотя сейчас было неподходящее время для проповедей. Я пощупал его пульс и посмотрел на температурную карту в изножье кровати. В тусклом беловатом свете я видел, что Алек что-то сжимает в руке, лежавшей на груди поверх одеяла.
Кожа руки, поднимающейся и опускающейся вместе с грудью, была испещренной венами. Из кулака торчала хромированная головка ключа, с выгравированными на ней именем «Маргарита» и двойным узлом. Алек по-прежнему дорожил ключом.
– Сестра!
– Да, доктор?
– Видите этот ключ у него в руке? Вы, случайно, не знаете, от чего он и почему мистер Уэйнрайт так к нему привязан?
Миссис Гроувер колебалась. Сиделка не должна вникать в личные дела пациента, но в это дело она явно вникла. Очевидно, решив, что мой вопрос не является ловушкой, она подошла к туалетному столику, окруженному с трех сторон зеркалами, и выдвинула ящик.
– Думаю, доктор, ключ от нее. Хотя, конечно, я не уверена.
Внутри, среди безделушек Риты, находилась большая шкатулка из слоновой кости. Над замком было выгравировано золотыми буквами слово «Маргарита», а под ним – двойной узел голубого цвета.
– Как видите, рисунок тот же самый, – указала миссис Гроувер.
Я поднял шкатулку – она была очень тяжелой – и встряхнул ее, но ничего не услышал. Под ней была рассыпавшаяся пудра, имевшая аромат еще недавно живой женщины.
Вещи Риты выглядели типичными для нее – одна тонкая лайковая перчатка, дорогие часы без стрелок, разноцветные носовые платки, шпильки, булавки, пустые баночки, тюбики кольдкрема, пачка продуктовых карточек и паспорт. Все было усыпано пудрой.
Я подобрал паспорт с фотографиями куда более молодых Риты и Алека. Алек выглядел здоровым и уверенным, на его губах играла улыбка. Рита в шляпке-колоколе казалась наивной девушкой. «Подателя сего сопровождает его жена, Маргарита Дюлейн Уэйнрайт, родившаяся 20 ноября 1897 года в Монреале, доминион Канада…»
Значит, Рите было сорок три года, а не тридцать восемь, как она утверждала. Не то чтобы это имело значение… Я положил назад паспорт и шкатулку и закрыл ящик.
Миссис Гроувер кашлянула.
– Доктор, я говорила, что здесь никого не было. Но один человек подходил к дому и скандалил, пока Марта его не прогнала.
– Кто?
– Этот ужасный Уилли Джонсон, пьяный вдребезги.
К этому времени упоминания о мистере Джонсоне начали меня раздражать.
– Он говорил, что профессор Уэйнрайт что-то украл у него, – продолжала миссис Гроувер, – а потом направился к садовому сараю с другой стороны гаража. Думаю, он все еще там. Мы не хотели звонить в полицию из-за такой мелочи. Не могли бы вы что-нибудь предпринять?
– Предоставьте это мне, сестра. Я с ним справлюсь.
Спустившись, я прошел через гостиную, где портрет Риты приветствовал меня полуулыбкой, и столовую в кухню, откуда спустился на задний двор.
С субботнего вечера дождя не было. За чахлой травой обширная полоса сырой красноватой почвы тянулась к Прыжку Влюбленных. Геометрические узоры белой галькой обозначали контуры тропинки к утесу. На земле все еще виднелись четкие отпечатки ног двух любовников, которые не вернулись назад.
Вдалеке, среди сверкающей на солнце голубой воды, лениво двигался серый траулер. С моря дул легкий бриз.
– Эй! – внезапно послышался чей-то голос.