– По-моему, это замечательно, – искренне ответила Моника. – Но…
– Что такое?
– В общем… как мне работать? То есть… мне писать сценарий в Лондоне, а потом прислать его вам – или я должна работать здесь?
– О, вы будете работать здесь, – ответил мистер Хаккетт; сердце у Моники подскочило от радости. Вопрос о том, где ей работать, был последним из тех, что беспокоили ее. От одного вида «Пайнема» киношный микроб проник ей в кровь.
– Если вы останетесь в Лондоне, дело не выгорит, – сухо продолжал продюсер. – Мне нужно, чтобы вы были у меня перед глазами. Есть у меня один парень, который за секунду обучит вас всем правилам игры. Ваши кабинеты будут рядом. – Он что-то пометил в блокноте. – Но имейте в виду: вам придется попотеть! Поработать как следует, усердно, не щадя себя. И, кроме того, быстро, мисс Стэнтон. На скорости я особенно настаиваю. Я намерен приступить к съемкам… – продюсер коротко и деловито стукнул рукой по столу, – в самом ближайшем будущем. Если получится, через четыре недели. Еще лучше – через три. Что скажете?
Моника, еще не привыкшая к манерам киношников, приняла его слова за чистую монету, и ей стало нехорошо.
– Три недели! Но…
Мистер Хаккетт немного подумал, а потом как бы нехотя проговорил:
– Ну может быть, немного больше. Но помните – немного! Вот так мы здесь работаем, мисс Стэнтон. Я хочу запуститься сразу после «Шпионов на море», антинацистского фильма, который мы делаем сейчас.
– Понимаю, мистер Хаккетт, но…
– К тому времени съемки «Шпионов на море» должны быть закончены. Надеюсь. – На лице его на мгновение появилась зловещая гримаса, но морщины и складки тут же разгладились. – Скажем, от четырех до пяти недель; тогда у нас будет куча времени. Вот именно! Значит, решено! – Он записал что-то еще. – Ну как?
Моника улыбнулась:
– Постараюсь, мистер Хаккетт. И тем не менее… Мне столько предстоит узнать, столькому нужно научиться, и все же, думаю, за четыре недели мне удастся написать более-менее нормальный сценарий «Желания»…
Мистер Хаккетт смерил ее безучастным взглядом.
– «Желания»? – повторил он.
– Да, конечно.
– Но, милая моя, – в голосе мистера Хаккетта зазвучали снисходительные нотки, – вы будете работать вовсе не над сценарием «Желания».
Моника изумленно воззрилась на него.
– О нет, нет, нет, нет! – Мистер Хаккетт как будто удивлялся, отчего такая нелепая мысль пришла ей в голову, и даже укоризненно покачивал головой. Его зубы сверкнули в улыбке; усики зашевелились. Он сосредоточил все силы, всю свою энергию, чтобы вывести ее из нелепого заблуждения.
– Но я думала… я так поняла, что…
– Нет, нет, нет, нет, нет, – повторил мистер Хаккетт. – Над «Желанием» будет работать мистер Уильям Картрайт, и он научит вас всему, что вам необходимо знать. А вы, мисс Стэнтон, должны представить нам сценарий по новому детективу мистера Картрайта «А потом – убийство!».
Глава 2
НЕУМЕСТНОЕ КРАСНОРЕЧИЕ БОРОДАЧА
1
По теории Данна, в подсознании творятся странные вещи. У Моники, хоть она на мгновение лишилась дара речи, появилось удивительное чувство, будто она уже здесь бывала. Вся окружающая обстановка – кабинет, выдержанный в белых тонах, ситцевые занавески на залитых солнцем окнах, громкий голос мистера Хаккетта – все показалось ей настолько знакомым, как будто ей уже пришлось пережить нечто подобное, и она точно знала, что далее последует.
Истинная же причина заключалась в другом. В глубине души Моника все время боялась, что счастье скоро закончится. Все слишком хорошо, чтобы быть правдой! Она была твердо убеждена: злобные богини судьбы уже готовятся испортить ей праздник каким-нибудь мерзким финтом.
И когда ее опасения сбылись, разумеется, оказалось, что финт связан с фамилией Картрайт. Неизбежность! Картрайт ее преследовал. Вся ее вселенная была омрачена существованием Картрайта. Куда ни глянь, повсюду маячила его злобная, отвратительная физиономия.
Но она пыталась бороться.
– Вы шутите? – умоляюще спросила она, все еще надеясь на что-то. – Мистер Хаккетт, вы ведь не серьезно?
– Совершенно серьезно, – любезно возразил ее собеседник.
– Мне предстоит писать сценарий по детективу, а не по моей собственной книге?
– Вот именно.
– А мистер Картрайт… – ей не без труда удалось выговорить ненавистную фамилию, – будет писать сценарий по… моей книге?!
– Вы угадали! – просиял продюсер.
– Но почему?
– Прошу прощения, что?
Моника испытывала к продюсеру настолько благоговейное чувство, что, будь ситуация рядовой, ей бы не хватило мужества возражать. Она бы молча страдала, думая, что, наверное, она сама во всем виновата. Но это уж слишком! С ее губ непроизвольно готовы были слететь слова: «Ничего глупее я в жизни не слышала!» И хотя она не сказала ничего подобного, в ее интонации отразились ее переживания.
– Я спросила: «почему?» – повторила она. – Почему мы должны писать сценарии не по своим книгам?
– Мисс Стэнтон, вы не понимаете.
– Знаю, мистер Хаккетт, но…
– Мисс Стэнтон, кто из нас продюсер с десятилетним опытом, вы или я?
– Конечно, вы. Но…
– Тогда все хорошо, – бодро заявил мистер Хаккетт. – Не надо стараться сразу нас изменить, мисс Стэнтон. Ха-ха-ха! Видите ли, у нас свои методы и приемы. Поверьте моему слову, после десяти лет мы кое в чем разбираемся. Ясно? А вы будете учиться. Да, в самом деле. С таким учителем, как Билл Картрайт, вы моментально во всем разберетесь.
Моника, до которой, наконец, дошла вся чудовищная глупость происходящего, вскочила на ноги.
– Вы хотите сказать, что я должна остаться здесь и учиться… учиться писать сценарии под руководством этого гнусного… отвратительного…
– Что такое? Вы знакомы с Биллом Картрайтом? – оживился ее собеседник.
– Нет, я его не знаю. Но мои родственники с ним знакомы. И они говорят… – тут Моника поневоле отступила от правды, – они говорят, что он – самый гнусный и отвратительный тип из всех, чьи ноги когда-либо попирали землю!
– Да что вы! Нет, нет, нет!
– Вот как?
– Вы все не так поняли, мисс Стэнтон, – заверил ее продюсер. – Я знаю Билла много лет. Бог свидетель, он никогда не стал бы победителем конкурса красоты. Но он вовсе не так плох. – Мистер Хаккетт задумался. – Я бы скорее назвал его своеобразным.
Моника прикусила язык.
Мистер Хаккетт смутно уловил, что девушка чем-то раздосадована.
Дело в том, что в голове Моники давно уже сложился образ мистера Уильяма Картрайта и она не хотела менять его ни на йоту. Мистера Картрайта везде расхваливали, по крайней мере литературные критики, за «безупречную здравость суждений и скрупулезную точность сюжета». От таких отзывов его образ становился еще более невыносимым. Монике казалось: она не так презирала бы Картрайта, если бы кто-нибудь отругал его за небрежность. Автор детективных романов рисовался ей чопорным морщинистым сухарем профессорского склада, в громадных очках. И она старательно лелеяла в душе ненависть к воображаемому «профессору».
