– Всему свое время, сэр. Итак. В двадцать минут пятого вы услышали звуки борьбы и спустились вниз. Кто еще в доме проснулся от шума и встал?
– Все, кроме Изабеллы. Она приняла снотворное. Я отослал слуг обратно спать, а мы с Джудит подлатали старину Боба, как могли. Мы и не подозревали, что… – Он показал на труп и сглотнул.
– Вас не удивило, что мистер Гай не спустился узнать, в чем дело?
– Ха, нет! Он бы не побеспокоился. Не поймите неправильно. Я ничего не имею против бедняги. – Мантлинг засунул руки в карманы и подошел к кровати. Он с каким-то любопытством, не мигая, смотрел на тело брата. – И надо отдать ему должное. Он тоже ничего не имел против нас.
– Я не понимаю вас, сэр.
– Старина Г. М. поймет, даже если вы – нет, – сказал Алан и кивнул, так и не оторвав глаз от тела. – Постараюсь объяснить. Знаю, все полагают, что я так же умею думать головой, как бык – считать. И что у меня опять же бычье воображение. Признаю, что ночью я и ревел как бык. Я утверждаю, что люди, обладающие богатым воображением, часто нетерпимы и предвзяты, когда дело касается этого их дара. Они не допускают и мысли, что он может встречаться и среди людей, не принадлежащих к их клану. Они несказанно удивляются, когда обнаруживают, что клерку или, не дай бог, уличному торговцу приходят в голову те же мысли, что и им самим. Что, если у меня тоже богатое воображение, но его приходится скрывать? Может, потому я так боялся «вдовьей комнаты». Посмотрите на него. – Мантлинг указал на тело. – Я знал, что он сумасшедший. Ну, или по крайней мере… немного тронутый. Я и теперь не знаю, что и думать, но только я уверен, что он никого не убивал. Я буду лицемерной свиньей, если скажу, что ни капельки не рад, что он умер. Без него спокойнее. Он никогда никуда не вписывался. Дело не в том, что он действовал мне на нервы; он всем действовал на нервы, и себе в том числе. Мы же все только и знаем, что ведем разговоры про «атмосферу»! Вот вам атмосфера! Вы что, не чувствуете, что в доме стало светлее, что посвежел воздух? Разве вы не чувствуете себя свободнее, теперь, когда он уже не может ничего сказать?
Мастерс сказал с сомнением в голосе:
– Я вас понимаю, сэр, но давайте придерживаться фактов…
– Фактов? – Мантлинг заревел было как бык, но тут же уменьшил громкость. – Всю ночь я думал о том, что Гай сумасшедший, и сумасшедший до такой степени, что не остановился перед убийством. Мой брат, в котором течет кровь моих отца и матери! Моя кровь! Плевал я на самом деле на докторов, и на Арнольда в том числе. Я сразу понял, что за птица этот Бендер. Но я ничего не предпринял. Гай тоже его вычислил. Я боялся, что они найдут у Гая что-нибудь серьезное. Вчера, после того как Бендер умер, Боб Карстерс сказал мне, что видел, как он, оглядываясь, выходил из комнаты Гая.
– Что? – переспросил Мастерс. – Откуда выходил мистер Бендер?
Карстерс беспокойно пошевелился.
– Теперь мои слова уже никому не причинят вреда, – сказал он. – Сказать по правде, когда я его увидел, то подумал, что он опять шпионит, и забыл о нем. А что? Это что, важно? Вчера, за пару часов до ужина, я сразу по приходе сюда поднялся наверх – мне нужно было привести себя в порядок. Я видел, как Бендер высунул голову из комнаты Гая, быстро посмотрел по сторонам, как если бы не хотел быть замеченным, и вышел. Я пошел прямо ему навстречу. У него был странный вид. Он возился с пуговицами на рукаве, поэтому и не заметил меня. У него за пуговицу зацепилась то ли длинная нитка, то ли волос…
– Нитка, – тупо повторил Мастерс.
– Нитка, – сказал Г. М. Они переглянулись. – Карстерс, что он с ней делал?
– Делал? Ничего. Он просто оборвал ее и отбросил подальше, как сделал бы каждый. Потом пошел дальше. А что?
– Слушайте, Мастерс. И не открещивайтесь, потому что вы сами это сказали. – Палец Г. М. был направлен на старшего инспектора. – Халат Гая старый и ветхий. По краям карманов нитки свободно свисают. Неудивительно, что нитка, которую ты обнаружил на окне, точно совпадает с нитями от халата. Она с его кармана. Бендер искал что-то в комнате Гая; он сунул руку в карман и зацепился пуговицей. Где конкретно ты нашел свою нитку? Быстро!
– Она зацепилась за неровности одной из щелей ставни. Вы думаете, – Мастерс нахмурился, – что Бендер сам ее там оставил? У него на рукаве был кусок нити. Может быть – заметьте, я говорю «может быть»! – после того, как вы, джентльмены, оставили его одного, он подошел к ставням, чтобы проверить, надежно ли они заперты? Он сам ее там оставил.
Г. М. подошел к окну и стал смотреть на серое небо.
– Разлетелась к чертям, – сказал он. – Мастерс, я просто трепещу. Ваша распрекрасная несокрушимая версия разлетелась в прах от одного-единственного удара. По голове. Где твой злодей с дротиком на паучьей нити? Чего стоит вся ваша гипотеза? Из ничего возникла, в ничто превратилась.
Мастерс прочистил горло.
– Никаких возражений, – предупредил Г. М. Он поднял тяжелый кулак и опустил его, словно молот. – Дело очень сложное. Я имел дело с непростыми убийствами, но Бендер взял все призы, оказавшись самым непростым трупом в моей практике. Он водил нас за нос с девяткой ник. Возможно, с пергаментным свитком произойдет то же самое. А после фортеля с ниткой он и вовсе оставил нас ни с чем.
– Можете объяснить, о чем вы, черт возьми, толкуете? – спросил Мантлинг.
– Не могу, – сказал Г. М. – Ни за какие коврижки не стану рассказывать о загадочном дротике-бумеранге. Видите ли, мы тут сидели у меня в конторе и занимались такой ерундой, что вспомнить стыдно. С данного момента я не полагаюсь ни на чьи недозрелые суждения. Хотя… У кого-нибудь есть предложения?
Мантлинг медленно, но верно закипал.
– Вы что, ослепли? – почти крикнул он. – Не можете разглядеть, что находится у вас под носом? Брать Равеля, вот что надо делать! Мы тут много разговаривали о семенах безумия, дремлющих в недрах нашей семьи. Так вот, Равель тоже принадлежит к ней. Гай меня предупредил. Он сказал, чтобы я был настороже, и это был последний раз, когда я видел его живым. Он меня предостерегал. Чего вы на нас накинулись, ведь Равель был в доме, когда убили собаку, и когда началась вся чертовщина. Ничего такого до него не происходило. Зачем он вообще приехал? На три недели забросить дело, и все для того, чтобы купить пару стульев, каждый из которых в любом случае не стоит больше ста фунтов. Что скажете? Разве не видно, что ночью он хотел сделать что-то недозволенное? Зачем он сюда пришел?
– Я могу ответить на ваш вопрос, – сказал Г. М.
У него был такой безрадостный, унылый вид, что гнев Мантлинга как рукой сняло. Г. М. указал рукой в перчатке на серебряную шкатулку, лежащую на кровати:
– Вот за чем он явился. Только он об этом не знал.
– Не знал?
– Он искал что-то, но искал не там, где нужно. То, за чем он пришел, перепрятали. Хотите, я покажу?
Г. М. с кряхтением поднял тяжелую шкатулку и вернулся к окну. Серый свет оставил от его фигуры лишь силуэт – древний цилиндр и пальто с меховым воротником. Он стоял и смотрел на черненый металл.
