– Конечно! – не удержалась Мелитта.
– Хочешь сказать, ты знала?
Слабый голос Мелитты звучал, как всегда, монотонно:
– Конечно, мой дорогой. Ты же ни к кому не прислушиваешься. Говоришь, что все это сплетни. Ты так поглощен собственными идеями – ты и Крис, – что, естественно, никто ничего тебе не говорит. – Мелитта была явно раздражена. – И все равно у меня свое мнение, и я не намерена ему изменять. Дженни была милой девушкой. Конечно, я знаю – о ней ходили разные сплетни. Но мой дед всегда говорил, что по большей части сплетни оказываются правдой, потому что это нравится делать людям, даже если они этого не делают. Но Дженни… против нее абсолютно ничего не было! Я была совершенно уверена, что ей можно доверять, что она не сделает никакой глупости. И было страшно интересно посмотреть, что произошло.
– Произошло убийство, – гневно сказал Хэдли, пытаясь пробиться сквозь эту болтовню. – Не было необходимости, мистер Рейберн, объяснять ваше состояние. Расскажите, что вы делали. Вы были в комнате миссис Кент вчера ночью?
– Да.
– Очень хорошо. Давайте проясним этот момент. В какое время вы к ней зашли?
– Без двадцати пяти двенадцать. Сразу после того, как ушла горничная.
– И во сколько вы ушли из ее комнаты?
– В полночь. А еще я заходил туда сегодня утром, в семь часов, а потом в восемь.
– И вы говорите, что не совершали убийства?
– Не совершал.
Он твердо встретил напряженный взгляд Хэдли. Затем Хэдли быстро обернулся и кивнул доктору Феллу и Кенту:
– Хорошо. А теперь пройдемте со мной в ее номер. Вы объясните, как вам это удалось. Нет! Остальные будут ждать здесь.
Он быстро положил конец возражениям. Открыв дверь, Хэдли пропустил вперед Рейберна, доктора Фелла и Кента и захлопнул ее за собой. Тяжело дыша, Рейберн едва переставлял ноги, будто проходил в дверь ада. В коридоре Хэдли подозвал к себе сержанта Престона, который только что появился из номера Рипера. Тело из номера 707 уже вынесли. Лишь на полу осталось несколько пятен крови.
– Мы почти закончили обыск, сэр, – доложил Престон. – И пока нет никаких признаков этой уни…
– Будете стенографировать, – прервал его Хэдли. – Мистер Рейберн, ваши показания будут записаны, вам нужно будет их подписать. Давайте послушаем, что здесь происходило.
Рейберн быстро огляделся и прислонился к спинке ближайшей к нему кровати, собираясь с духом. Усы его уже ни буквально, ни в переносном смысле не торчали вверх. Он казался поникшим и потрепанным.
– Дело было так. Будет неправильно сказать, что я окончательно спустился с небес на землю. Отчасти это маскировка ради… – Он судорожно указал головой на комнату напротив. – Но я начал задумываться, не свалял ли я дурака на корабле. Кроме того, мы здорово повеселились у Гэя.
– Подождите. Между вами и миссис Кент шел разговор о браке?
– Нет, не тогда. Она не говорила об этом, да и я тоже. Вы понимаете, был ведь Род. – Он посмотрел на Кента: – Клянусь, Крис, я никогда не хотел причинить ему вреда.
– Продолжайте.
– Поэтому, понимаете, я снова увиделся с Дженни вчера вечером. Принимая во внимание случившееся… естественно, я не ожидал, что она упадет мне на грудь или что-нибудь в этом роде. Я начал размышлять, действительно ли она мне нужна, – я ей не доверял. Но мне не представилось возможности поговорить с ней наедине. Она казалась какой-то странной. В театре она постаралась, чтобы мы сидели в противоположных местах ряда, а во время антракта не отходила от Гэя. Я никогда не видел ее такой оживленной.
Как вы понимаете, я мог увидеться с ней наедине только после того, как все разойдутся спать. После того как мы разошлись по комнатам, я выждал минут пятнадцать-двадцать. Затем на цыпочках пробрался к этой двери, – он указал на боковую дверь, – и постучал.
– Да? – подтолкнул Хэдли замолчавшего Рейберна.
– Могу сказать, что она была чем-то напугана. Я постучал, но секунды две она не отвечала. Затем я услышал, как она спрашивает, кто это. Мне пришлось дважды назвать себя, прежде чем она мне открыла.
– А вечером она тоже выглядела испуганной?
– Нет. Во всяком случае, по ней незаметно было. Это как-то чувствовалось в комнате, не знаю, как это описать. Дженни закрылась на засов. Я слышал, как она отодвигала его, когда открывала мне дверь.
Она уже переобулась в тапочки и начала распаковывать сундук. Сундук и все остальное выглядело так же, как и сейчас. Я не хочу, чтобы меня считали большим дураком, чем я был. Но когда я увидел ее снова, я не знал, что сказать. Я просто стоял и смотрел на нее. Мне стыдно признаться, но так было. Она уселась в кресло и ждала. Хотела, чтобы первым заговорил я. Вот в это кресло, у письменного стола.
Ну, я и заговорил, в основном о Роде, – как это ужасно, что так случилось. Ни слова о нас с ней. Хотя видел, что она ждала именно этого. Ждала, а вид у нее был такой, словно она приготовилась фотографироваться. Понимаете, спокойная, уголки губ слегка опущены… У нее на руке был этот браслет с черным камнем, на котором выгравирована надпись. Тогда я его в первый раз увидел. Я уже говорил, что не дарил его ей, это она вскоре передала мне его.
Нужно сказать кое-что еще. Это относится к делу. Я все говорил какую-то чушь, сам себе удивляясь. За это время она пару раз вставала. Подходила вот к этому туалетному столику, доставала из сумочки носовой платок. Вот тогда я заметил, что ключ от номера – ключ с металлическим жетончиком – был в сумочке.
Пока я обдумывал, как разрядить обстановку, Дженни приняла решение. Это сразу стало понятно. Лицо у нее немного смягчилось. Она напрямик спросила, со всей своей доверчивостью, люблю ли я ее. Это сломало преграду. Я сказал – да. Очень, сказал я. Тогда-то она и сказала, что хочет подарить мне на память что-то вроде залога. Она сняла браслет и протянула его мне. Я точно запомнил ее слова. Она сказала: «Храни его всегда. Тогда никто не попытается разбудить смерть». Не спрашивайте у меня, что это значит. Мне только подумалось, что уж слишком она высокопарно говорит. Потому что, не забывайте, отчасти я был настороже. И в эти романтические минуты я стоял к ней не ближе, чем вы к этим часам. После этого она оживилась. Сказала, что уже поздно, мол, что подумают люди, если застанут меня у нее в такой час.
Я еще был как одурманенный, мне хотелось сделать ей что-то хорошее. И у меня возникла романтическая идея. Я предложил ей завтра утром встать пораньше, позавтракать вдвоем и уйти гулять по городу, не дожидаясь остальных. Я наугад назвал семь часов. Вы понимаете. На самом деле я не хотел вставать в семь утра, чтобы пройти через земной рай с гурией без вуали. Но я стоял там и говорил все эти глупости. Она одобрила идею, видно думая только о том, чтобы поскорее меня выпроводить. Наконец спросила, не поцелую ли я ее на прощание. Конечно, сказал я. Вместо того чтобы обнять ее, крепко прижать к себе, как я сделал бы с любой другой женщиной, я всего лишь целомудренно и ласково поцеловал ее… Да нечего так смущенно на меня смотреть, копы! Вы сами хотели узнать правду! И после поцелуя отступил назад. Тогда Дженни выгнула свою лебединую шею и попросила: «И еще один – на счастье!» И в этот момент я увидел, как ее взгляд скользнул мимо меня. В глазах, голубых и спокойных, как мрамор, не было какого-то особенного выражения – так женщины ждут лифт. И в эту самую секунду канат был перерезан. Мой канат. Короче, я увидел…
