Рука Мари Огюстен покоилась на моем локте. Бросив на нее взгляд, я убедился, что она тоже похожа на фантом.
В зеркале передо мной возникла отделившаяся от тела рука. Она наткнулась на бутылку, та упала, и кто-то рассмеялся. Оказалось, что в зале были альковы с низкими столиками со стеклянными, освещенными снизу крышками. Бокалы с шампанским светились изнутри, в них ярко сверкали бегущие вверх искорки газа. Лица с улыбающимися или грустными губами под обрезом масок казались таинственными в этом струящемся снизу свете.
Прислонившись к одной из колонн, стоял человек в белой маске. Он держал руку за бортом пиджака. Еще одна белая маска скользила по залу. Удары оркестра, казалось, раздавались над нашими головами. Оркестранты, укрывшись за пальмами, тоже как гоблины, пялились на нас из-под своих белых масок.
Мари Огюстен крепко сжала мою руку. Ее страх, как ни странно, придал мне спокойствие. Мы неторопливо шествовали по залу, и я всей спиной ощущал на себе липкий взгляд белой маски. Интересно, что чувствует человек, когда ему в спину стреляют из пистолета с глушителем? В таком гвалте никто не услышит слабого хлопка. Они выстрелят и вытащат тело неторопливо и деловито, как будто выталкивают пьяного.
Я изо всех сил старался не торопиться. Сердце бешено колотилось, а выпитый коньяк туманил сознание. Интересно, смерть будет безболезненной или пуля вонзится под лопатку, как раскаленное железо?
Шум уменьшился. Сквозь запах парфюмерии до меня стал доноситься аромат цветов в переходе, ведущем в вестибюль. Мы вышли в комнату отдыха. Я увидел двух апашей, которые все еще сидели в алькове, не сводя глазе дверей. В багровом мерцании, исходящем из бронзовых сатиров, их белые маски казались розоватыми.
Я нащупал в кармане рукоятку пистолета. Они неторопливо поднялись и двинулись вперед. Мы тоже медленно направились в сторону вестибюля. Ногти сжатых в кулак пальцев впились в ладони. Идущая рядом Мари Огюстен обо что-то споткнулась. Если бы они знали, кто мне помогает!
Тук-тук! Это был звук наших шагов. Или удары сердец… или и то и другое.
— Ваш ключ, мсье, — произнес рядом тихий голос. — Мсье уходит?
Я был готов к вопросу, но тем не менее в банальной фразе «Мсье уходит» мне послышалась издевка. Казалось, что она означала: «Мсье никуда не уходит. Мсье останется здесь навсегда».
Я протянул свой ключ.
— О! — произнес страж. — Мсье Дарзак! Благодарю вас, мсье.
Он слегка отпрянул, когда Мари Огюстен приподняла маску и показала свое лицо. Узнав хозяйку, апаш заспешил к двери и услужливо распахнул ее. Последний взгляд на мраморные колонны в вестибюле, на вычурный орнамент, на улыбку из-под белой маски… Грохот оркестра оборвался — мы были на свободе!
Мной на мгновение овладела страшная слабость. Я прислонился лбом к холодной кирпичной стене, с наслаждением чувствуя, как свежий, прохладный воздух забирается под плащ.
— Хороший мальчик! — прошептала Мари Огюстен.
Я не видел ее в темноте, но чувствовал, как она всем телом прижалась ко мне. Я торжествовал: Галан в наших руках! Теперь ему не уйти!
— Куда? — коснулся моих ушей ее шепот.
— В музей. Надо взглянуть на нож. Затем я позвоню Бенколену. Он ждет во Дворце правосудия. Видимо, придется обойти вокруг, до центрального входа?
— Нет, у меня есть ключ от внутренней двери. Он существует в единственном экземпляре. Члены клуба должны выходить через бульвар.
Мари повела меня к двери музея. Мой душевный подъем улетучился. Тело покрыл холодный пот, рана запульсировала тупой болью и, кажется, опять начала кровоточить. Но радость победы скрашивала неприятности: в конце концов, это были шрамы, полученные в выигранной битве.
— Подождите, я зажгу спичку, — сказал я.
Вспыхнул огонек. Пальцы Мари Огюстен впились в мою руку.
— Господи! — прошептала она. — Что это?
— Где?
Она молча указала на дверь, ведущую в музей. Дверь была приоткрыта.
Мы молча стояли, пока пламя спички не зачахло и потом не погасло совсем. Открыта. Мы видели блеск язычка замка, из музея тянуло затхлым. Шестое чувство подсказывало мне, что кошмары этой ночи далеко не кончились. Раскрытая дверь тихонько поскрипывала, как бы приглашая войти. Именно на этом месте ждал убийца вчера ночью, прежде чем броситься на Клодин Мартель. Вот сейчас возникнет зеленый ореол, и на его фоне появится силуэт головы и плеч.
— Вам не кажется, — прошептала она, — что там кто-то скрывается?
— Посмотрим. — Я обнял ее одной рукой, другой извлек пистолет, толчком ноги распахнул дверь и шагнул во тьму.
— Надо зажечь свет, — сказала Мари неуверенно. — Позвольте мне вас вести. Даже в темноте я знаю, куда поставить ногу. Пройдем наверх в главный грот. Теперь осторожно вперед.
Ей не надо было идти ощупью. Она уверенно провела меня через дверь, через каморку за фальшивой стеной на площадку лестницы. В густой темноте грубая ткань плаща Сатира коснулась моей руки, и я отпрянул, как от прикосновения рептилии. Шорох шагов разрывал тишину, влажный и затхлый воздух, казалось, вызывал удушье. На одной из ступенек я споткнулся. Кто бы здесь ни был, он наверняка слышал нас.
Я отказывался понимать, как она находит путь в кромешной тьме, и, полностью утратив чувство направления, карабкался по ступеням, предположительно в сторону грота. Но и в тесноте можно было почувствовать присутствие этих бесконечно зловещих восковых существ с их запахом волос и ткани.
Мне ясно послышались слова старика Огюстена, как будто он прошептал их мне на ухо: «Если одна из фигур двинется, я сойду с ума».
Мари отпустила мою руку. Раздался скрежет металла. Девушка подняла рукоятку рубильника. В главном гроте, где мы, оказывается, находились, воцарились зеленые сумерки. Она улыбалась, бледная как привидение.
— Пойдем. Ведь вы хотели спуститься вниз в галерею, чтобы взглянуть на нож.
Нам вновь пришлось пройти через грот. Он был точно таким, как и в ту ночь, когда я увидел труп в лапах Сатира. Наши шаги по ступеням лестницы рождали громкое эхо. Как бы вы ни готовились, все равно фигура Сатира совершенно неожиданно выпрыгивала на вас. Так случилось и на этот раз. Зеленая лампа горела в углу позади чудовища. Я содрогнулся, припомнив, как плащ коснулся моей руки.
Галерея ужасов. Я видел цветные одежды и пялящиеся на меня из полумрака восковые лица — полумрака, который был гораздо хуже, чем полная темнота. Мы были уже рядом с Маратом, но я не мог заставить себя посмотреть в его сторону. Ужас приковал мой взгляд к полу. Что-то нашептывало, стучало в ушах, как маленький барабан, — я увижу ужасную сцену…
Медленно, усилием воли я поднял глаза. Ничего. Все было как прежде. Группу отделяла от меня невысокая металлическая загородка. Обнаженный по пояс Марат откинулся на спину, его остекленевшие глаза смотрели на меня снизу вверх. Служанка в красном чепце, вцепившись в руку Шарлотты-убийцы, что-то кричала солдатам в дверях. Я видел полоски неяркого, блеклого сентябрьского света, падающие через окно. Нет! Что-то не так, чего-то здесь не хватает!
