Она вдруг рассмеялась.
— Ты спросишь, какие чувства меня всегда обуревали? Я отвечу — лишь одна страсть: петь. Я растранжирила ради этого все свои эмоции, я была все время в таком напряжении, что превратилась в неврастеничку. И вот… — Она повела рукой, расплескивая шампанское.
— Это все весьма любопытно. Послушаем…
— И вот вчерашний вечер. Только тогда я наконец по-настоящему рассмотрела своего бесстрашного рыцаря. Я отправилась в клуб на встречу с Клодин и вошла в переход, когда убийца наносил удар. И затем…
— Так что же затем?.. — В его охрипшем голосе звучала угроза.
— От страха я потеряла голову. Я помчалась прочь по бульвару и наткнулась на тебя, выходящего из машины. Моя защита и опора. Я бросилась к тебе, едва держась на ногах… И что же делает мой титан, когда слышит об убийстве? — Она наклонилась вперед с застывшей на губах улыбкой. — Мой рыцарь вталкивает меня в автомобиль и приказывает ждать. Он намерен встать на мою защиту? Как бы не так! Мой Ланселот заскакивает в первую подвернувшуюся под руку ночную забегаловку, где его все видят. Он создает себе алиби на тот случай, если ему вдруг начнут задавать вопросы. И он торчит там, пока я, практически обезумев, корчусь на заднем сиденье его автомобиля.
Галан не нравился мне и раньше. Но раньше я не испытывал к нему такой яростной, ослепляющей ненависти, которая овладела мной после рассказа Джины Прево. Теперь я не боялся разоблачения. Размазать по его роже кровавой кашей красный нос… какое бы это было счастье. Можно уважать зло, обладающее мужеством, но не такую мразь. Его лицо, повернутое к девушке, исказила злобная гримаса.
— Что ты еще можешь сказать? — с трудом выдавил он.
— Ничего.
Она вздохнула, но тут же замерла. Ее взгляд остановился, когда она почувствовала движение огромной лапы, лежащей на спинке дивана.
— Не надо, Этьен! Не делай этого! Я тебе еще кое-что скажу. Сегодня, перед уходом из театра, я послала письмо человеку по имени Бенколен…
Гигантский кулак сжался, и узлы мышц вздулись на запястье. Я не видел лица, но было заметно, как играли желваки на скулах. Еще мгновение, и он взорвется с неистовой силой.
— Письмо, Этьен, содержит некую информацию. Какого рода и как много, я тебе не скажу. Но если со мной что-то произойдет, уверяю тебя, ты отправишься на гильотину.
Воцарилась тишина. Потом Джина сказала сипло:
— И вот теперь я узнала цену тому, что считала настоящей жизнью. Сегодня, увидев Одетту в гробу, я припомнила все: и как я издевалась над ней за ее «домашность», как обзывала ее идиоткой, получающей удовольствие от повседневности, как ненавидела ее за это и как думала, что она нуждается в хорошей встряске… и я вспомнила ее выражение лица в тот момент…
Галан сочувственно кивал, руки его вновь расслабились.
— Итак, моя дорогая, ты собираешься исповедоваться перед полицией. И что же ты им скажешь?
— Правду. Это был несчастный случай.
— Понятно. Мадемуазель Одетта погибла в результате несчастного случая. И твоя другая подруга, Клодин, несомненно, скончалась по той же причине?
— Ты же знаешь, что это не так. Было умышленное убийство.
— Ну что же, это уже прогресс. По крайней мере мы согласны хотя бы по этому пункту.
Что-то в его голосе вывело Джину Прево из ступора. Девушка повернула голову, и я увидел, как трепещут крылья ее носа. Она знала его мягкую манеру произносить угрозы. Галан как бы поигрывал плетью, прежде чем нанести удар.
— Дорогая, — вкрадчиво продолжал он, — не хочешь ли ты поделиться со мной, как произошел этот несчастный случай?
— Будто бы… будто бы ты сам не знаешь! Будь ты проклят! Что у тебя на уме?
— В тот момент меня не было в комнате. Ты, полагаю, с этим согласишься? Не поступаясь совестью, с полной уверенностью я могу заявить лишь следующее: ты и твоя добрая подруга мадемуазель Мартель заманили прекрасную, благовоспитанную Одетту… Умоляю, дорогая, не надо изливать на меня твое уничтожающее презрение, столь эффектное на сценических подмостках. Здесь оно уж чересчур мелодраматично. Ни ты, ни Клодин не были способны уразуметь, почему она хотела иметь мужа и детей и унылый коттедж в Нейли или, хуже того, в армейском гарнизоне в колониях. И вы поэтому решили устроить ей маленькую встряску.
— Но это не преступление! Повторяю, я намерена отправиться в полицию.
Он не торопясь допил свой бокал, наклонился к девушке и легонько потрепал ее по руке. Она отодвинулась дрожа.
— Подлинной вдохновительницей предприятия, должен признаться, — последовал полный величественного великодушия жест, — была мадемуазель Мартель. Вы не могли заманить сюда вашу подругу Одетту ни под каким предлогом, кроме единственного — донести до нее и повторять, доводя подругу до истерики, ложь. А именно, моя милая, то, что капитан Шомон является частым гостем этого заведения. Ах, она не верит?.. Подруги пожимают плечами. Пусть сама убедится. Какая великолепная шутка получается! Наконец-то прекраснодушная Одетта познает вкус полнокровной жизни. Притащим ее сюда, накачаем шампанским и позже познакомим с настоящим мужчиной… Она не захочет прийти вечером? Что ж, дневное время еще лучше — до вечера можно выпить больше шампанского.
Джина Прево закрыла глаза руками.
— Я не был полностью посвящен в ваши планы, дорогая, — возобновил свое повествование Галан, — и могу лишь строить догадки. Твое поведение доказывает, что я не слишком ошибаюсь. Однако, — он пожал плечами, — я одобрил общую идею и позволил провести ее без ключа мимо охраны. Но когда вы вошли в комнату… Между прочим, вы использовали помещение мсье Робике, потому что знали — он в Лондоне и не сможет своим несвоевременным появлением помешать вашим планам. Итак, после того так вы вошли в комнату, я не имел ни малейшего представления о том, что там происходит.
— Но я же тебе все рассказала!
— Умоляю, Джина, успокойся. Разве ты мне что-то рассказывала?
— Я не понимаю твоей игры и боюсь тебя. Произошла чистая случайность, и ты знаешь это. Если кто и виноват, так только Клодин. Одетта впала в истерику, когда мы заявили, что никогда не видели здесь Робера Шомона.
— Ну а затем?
— Клодин стала пить и, изрядно надравшись, принялась издеваться. Она сказала, что мы подыщем для нее мужчину гораздо лучше Шомона. Это было ужасно. Я лишь намеревалась подшутить, но Клодин всегда ненавидела Одетту и впала в ярость. Я поняла, что события выходят из-под контроля, и испугалась. «Я вколочу в тебя разум, маленькая лицемерка!» — закричала Клодин и бросилась на Одетту. — Джина сглотнула, глядя на Галана расширившимися глазами. — Одетта через постель кинулась прочь, споткнулась и… О Боже! Когда я увидела разлетающееся стекло и лицо Одетты! Мы слышали удар ее тела там, внизу.
Наступила ужасающая тишина. Я не мог смотреть, к горлу подступала тошнота.