Джеффри взглянул на часы.
— Перри ждет меня через четверть часа, — сказал он.
Негодование миссис Гленарм проявилось в новой форме. Она принялась рыдать. Джеффри озадаченно смотрел на нее минуту-другую — потом взял обеими руками и как следует встряхнул.
— Послушайте! — обратился он к ней слегка раздраженно. — Вы можете быть моим тренером?
— Я бы хотела, но…
— Желание тут ни при чем! Вы способны, как говорится, довести меня до ума ко дню состязания? Да? Или нет?
— Нет.
— Тогда вытрите глаза, и пусть этим займется Перри.
Миссис Гленарм вытерла глаза и предприняла еще одну попытку.
— Я так взволнована, что не могу быть на людях. Совсем выбита из колеи, хоть караул кричи. Идемте в дом, Джеффри — выпьем по чашке чая.
Джеффри покачал головой.
— Перри запрещает чай, — возразил он, — в дневное время.
— Как вы жестоки! — воскликнула миссис Гленарм.
— Вы хотите, чтобы я проиграл состязание? — парировал Джеффри.
— Да.
С этим ответом она наконец-то оставила его и вбежала в дом.
Джеффри прошелся по террасе, немного поразмышлял, остановился, взглянул на портик, под которым скрылась разгневанная вдова.
— Десять тысяч в год, — пробормотал он, думая о перспективе супружества, которую он подвергал опасности. — Но чего, черт возьми, мне это стоит, — добавил он и, скрепя сердце, направился в дом, чтобы умиротворить миссис Гленарм.
Оскорбленная дама лежала на кушетке в пустой гостиной. Джеффри сел рядом. Она не повернула головы.
— Не глупите! — Джеффри призвал на помощь все свое искусство увещевателя. Миссис Гленарм поднесла к глазам платок. Джеффри, нимало не церемонясь, забрал его. Миссис Гленарм поднялась, чтобы уйти из комнаты. Джеффри силой остановил ее. Миссис Гленарм пригрозила кликнуть слуг.
— Прекрасно! — согласился Джеффри. — Пусть весь дом знает, что я влюблен в вас!
Миссис Гленарм бросила взгляд на дверь и прошептала:
— Тише! Ради бога, тише!
Джеффри взял ее руку в свою и сказал:
— Идемте со мной: я хочу вам кое-что сказать.
Миссис Гленарм отстранилась и покачала головой. Обняв вдову за талию, Джеффри вывел ее из комнаты, потом из дома и повлек за собой — но не к террасе, а в сторону пихтовой рощицы у противоположного края поместья. Оказавшись среди деревьев, он остановился и предупреждающе поднес к лицу оскорбленной дамы указательный палец.
— Вы — женщина в моем вкусе, — сказал он. — И нет на земле мужчины, который боготворит вас так, как я. Перестаньте донимать меня из-за Перри, и тогда сделаем вот что: я разрешу вам посмотреть мой спринт.
Он шагнул назад и вперил в нее голубые глаза, словно желая сказать: «Вам предоставляется привилегия, какой не удостаивалась ни одна женщина!» В сумятице чувств, обуревавших миссис Гленарм, любопытство немедленно оттеснило остальные.
— Что такое спринт, Джеффри? — спросила она.
— Я бегу короткий отрезок, но с самой высокой скоростью, на какую способен. Вы — единственный человек во всей Англии, кому я позволю это видеть. Ну, что, грубиян я или нет?
Сердце миссис Гленарм снова было завоевано, по меньшей мере в сотый раз. Она ласково сказала:
— Ах, Джеффри, почему вы не можете быть таким всегда?
Она подняла на него восхищенные глаза. Снова взяла его за руку — сама! — и любовно стиснула ее. Похоже, подумал Джеффри, пророчество о десяти тысячах в год в моем кармане начинает сбываться.
— Вы правда меня любите? — прошептала миссис Гленарм.
— Еще бы! — откликнулся ее герой.
Мир был восстановлен, и голубки зашагали дальше.
Пройдя через рощицу, они оказались на открытой местности, она вся была в холмиках и овражках — будто волна шла по морю. Последние холмики скатывались на гладкую равнину, дальний конец которой обрамляли тенистые деревья, среди них приютился небольшой каменный коттеджик, а перед ним, сцепив руки за спиной, расхаживал молодцеватый крепыш. Равнина и была тренировочной площадкой нашего героя; в коттедже наш герой уединялся; а молодцеватый крепыш был его тренером.
Если миссис Гленарм ненавидела Перри, то и Перри, судя по внешним признакам, не угрожала опасность влюбиться в миссис Гленарм. Когда Джеффри и его спутница приблизились, тренер замер и безмолвно уставился на даму. Дама, со своей стороны, не желала замечать, что некий тренер вообще существует в природе и присутствует здесь собственной персоной.
— Что со временем? — спросил Джеффри.
Перри извлек на свет божий довольно мудреные часы, показывавшие время до пятой доли секунды, и ответил Джеффри, не спуская глаз с миссис Гленарм:
— У вас еще пять минут.
— Покажите, где вы будете бежать; я умираю от любопытства! — воскликнула пылкая вдовушка и обеими руками пленила руку Джеффри.
Джеффри отвел ее к молодому деревцу, на котором болтался флажок, неподалеку от коттеджа. Миссис Гленарм скользила рядом с Джеффри, изящно покачивая бедрами, и это движение, кажется, привело Перри в совершенное отчаяние. Он подождал, и когда она отошла подальше, вызвал (скажем так) проклятья небесные на модно причесанную головку миссис Гленарм.
— Стойте здесь, — распорядился Джеффри, остановившись возле деревца. — Когда я промчусь мимо… — Он умолк и окинул ее взглядом, в коем читалась добродушная жалость мужчины к женщине. — Как, черт возьми, мне вам это объяснить? — продолжал он. — Слушайте! Когда я промчусь мимо вас, это будет, что называется (если бы я был лошадью), полным галопом. Погодите, молчите — я еще не кончил. Я промчусь мимо, а вы глядите мне вслед, пока я не скроюсь в деревьях, за стеной коттеджа. Как только я скроюсь из вида, знайте, что от этого флажка я пробежал триста ярдов. Вам повезло! Перри сегодня проверяет меня на длинном спринте. Значит, поняли, стойте здесь! Ну, хорошо, тогда я пойду и облачусь в спортивную одежду.
— Я вас больше не увижу, Джеффри?
— Разве я не сказал минуту назад, что вы увидите, как я побегу?
— Да… но после этого?
— После этого я буду весь в мыле, язык на плече — придется передохнуть в коттедже.
— Вечером вы к нам придете?
Кивнув, он ушел. Когда у дверей коттеджа он встретил Перри, лицо последнего являло собой нечто, не поддающееся описанию.
— Позвольте задать вам вопрос, мистер Деламейн, — начал тренер. — Я вам нужен или нет?
— Нужны, разумеется.
— Что я вам сказал, когда приехал сюда? — сурово продолжал Перри. — Я сказал, что наблюдать за тем, как я вас тренирую, я не позволю никому. Возможно, все эти дамы и господа полны желания видеть вас. Я же полон желания не иметь тут никаких соглядатаев. И я никому не позволю засекать вашу скорость — на это имею право только я! Не позволю, чтобы всякие там газетенки расписывали в подробностях вашу тренировку ярд за ярдом! Ни одной живой душе я не позволю проникнуть в тайну того, что вы можете, а чего нет, это будет известно только нам с вами. Говорил я все это, мистер Деламейн? Или нет?
