Обед близился к концу. Фрукты и вино были уже поданы. Мистер Ванборо молча подвинул гостю бутылки. Хозяйка дома оборотилась к вошедшему лакею.
— Позовите детей, — сказала она.
Дверь отворилась, и в комнату вошла девочка лет двенадцати, ведя за руку девочку лет пяти. Обе были одеты в хорошенькие белые платьица и одинаковые голубые фартучки. Но в лицах у них вы не нашли бы сходства, какое бывает между родными сестрами. Старшая была хрупкое, изящное создание с бледным, нервическим личиком. Младшая — белокурый розанчик с пухлыми румяными щеками и живыми веселыми глазками — прелестное дитя, воплощение здоровья и счастья.
Мистер Кендрю с любопытством взглянул на младшую.
— Кто эта юная леди? — спросил он. — Я никогда прежде не видел ее в этом доме.
— Не видели, потому что и вас чуть ли не год не было видно, — ответила миссис Ванборо. — Это крошка Бланш, единственное дитя моей лучшей подруги. Последний раз мы виделись с ней — даже страшно сказать — лет двадцать назад. Мы тогда были бедные пансионерки, не знающие жизни. Бланш — подруга назвала дочь своим именем — уехала в Индию. Там через много лет вышла замуж. Вы, должно быть, слыхали о ее муже, знаменитом полковнике сэре Томасе Ланди. Да, да, тот самый Томас-богач, как его называют в вашем кругу. Леди Ланди едет в Англию, первый раз с тех пор, как покинула родину. Я ждала ее вчера, жду сегодня, она может появиться здесь с минуты на минуту. Помню, на борту парусника, что увозил ее в Индию, мы дали клятву любить друг друга и обязательно встретиться, сколько бы лет ни длилась разлука. Милое далекое время! Вообразите, какие перемены мы найдем друг в друге, встретившись после стольких лет.
— А пока, я вижу, ваша подруга прислала вместо себя дочь, — заметил мистер Кендрю. — Далекий путь пришлось проделать маленькой путешественнице.
— Год назад врачи в один голос заявили, что климат Индии губителен для девочки, — ответила миссис Ванборо. — И предписали отправить ее в Англию. Сэр Томас сам в то время недомогал, и Бланш не могла оставить его одного. Ей пришлось отправить дочку одну с оказией. И конечно, она отправила ее ко мне. Посмотрите на девочку, мистер Кендрю, и скажите, разве не пошел ей на пользу английский воздух. Знаете, мы с Бланш повторились в дочерях. Моя дочь — единственное мое дитя. У Бланш тоже одна дочь. Мою зовут Анни, как звали когда-то меня. Дочь подруги зовут Бланш. Но самое главное, девочки полюбили друг друга, как мы когда-то с Бланш в далекие дни юности. Говорят, что ненависть передается от родителей детям. Но, видно, и любовь тоже передается.
Гость хотел что-то ответить, но вмешался молчавший до сей минуты хозяин:
— Кендрю, вам, наверное, наскучили сентиментальные излияния. Выпейте лучше бокал вина.
В этих словах прозвучало нескрываемое презрение к жене. Миссис Ванборо вспыхнула, но промолчала, подавив раздражение. Потом тихо спросила мужа с явным желанием успокоить его:
— Ты сегодня плохо себя чувствуешь, дорогой?
— Я буду чувствовать себя гораздо лучше, если дети перестанут так громко стучать ножами.
Девочки срезали кожицу с яблок. Младшая продолжала как ни в чем не бывало, старшая тотчас отложила нож в сторону и взглянула на мать. Миссис Ванборо подозвала к себе Бланш и махнула в сторону сада, куда вела высокая стеклянная дверь.
— Посмотри, Бланш, как хорошо в саду, — ласково сказала она. — Не хочешь ли ты взять яблоко и пойти туда?
— Хочу, если Анни пойдет со мной.
Анна встала из-за стола, и девочки, взявшись за руки, отправились в сад. Мистер Кендрю благоразумно заговорил о другом.
— Этим юным леди будет не хватать сада, — сказал он. — Жаль все-таки, что вы отказываетесь от этого прелестного уголка.
— Уехать отсюда — еще не самое страшное, — вздохнула миссис Ванборо. — Джону далеко ездить из Хэмпстеда в Лондон. И мы, конечно, съедем отсюда. — Хуже то, что мы сдаем дом.
Мистер Ванборо с раздражением посмотрел на жену.
— А тебе какая забота, что дом сдается? — спросил он.
Миссис Ванборо улыбнулась, пытаясь рассеять тучи, сгустившиеся на семейном горизонте.
— Джон, милый, — мягко сказала она, — ты весь день у себя в конторе, а я весь день дома. И я волей-неволей должна говорить с людьми, которые приходят смотреть дом. Вы бы видели, что это за люди! — воскликнула она, обращаясь к мистеру Кендрю. — Они подвергают сомнению все, начиная от скребка у входной двери, кончая печной трубой на крыше. Являются в самое неподходящее время. Задают самые оскорбительные вопросы и всем своим видом дают понять, что не верят ни одному моему слову, одна грубиянка спросила, подозрительно принюхиваясь: «Вы уверены, что у вас в порядке канализация?» А один нахал усомнился в прочности дома. Не дождавшись моего ответа, подпрыгнул на своих огромных ножищах, так что все стекла зазвенели. Никто не верит, что почва у нас песчаная, что фасад дома выходит на юг. Никому не нужны все наши усовершенствования. Услыхав об артезианском колодце, изображают чуть ли не водобоязнь. А увидев курятник, забывают свою любовь к омлету.
— Представьте себе, и мне пришлось испытать нечто подобное, — рассмеялся мистер Кендрю. — Человек, снимающий дом, — лютый враг того, кто этот дом сдает. Экая, право, несообразность, не правда ли, мистер Ванборо?
Но и мистеру Кендрю не удалось рассеять мрачное расположение духа хозяина.
— Должен признаться, — буркнул мистер Ванборо, — я не слыхал ваших слов.
На этот раз ответ прозвучал почти грубо. Миссис Ванборо бросила на мужа удивленный и вместе обеспокоенный взгляд.
— Что с тобой, Джон? Ты не болен? — спросила она.
— Человека, кроме болезней, может угнетать и забота.
— Огорчительно слышать, что ты чем-то угнетен. Это касается твоих дел?
— Да, дел.
— Посоветуйся с мистером Кендрю.
— Жду, когда мне предоставят эту возможность.
Миссис Ванборо немедленно встала.
— Позови, дорогой, когда захотите кофе, — сказала она, проходя мимо мужа, остановилась на миг, легкой ладонью коснулась его лба и тихонько проговорила: — Если бы я могла разгладить эти морщинки.
Мистер Ванборо нетерпеливо тряхнул головой. Вздохнув, миссис Ванборо пошла к двери. Не успела она переступить порог, как муж окликнул ее:
— Присмотри за тем, чтобы нам никто не мешал.
— Разумеется, Джон, — и, взглянув на мистера Кендрю, открывшего дверь, прибавила, через силу улыбнувшись: — Не забудьте о лютых врагах. Им все нипочем, могут явиться даже в столь поздний час.
Джентльмены остались вдвоем за бокалом вина. Внешностью и характером они разительно отличались один от другого. Мистер Ванборо был высок и темноволос; блестящий красавец с энергическим выражением лица — таким его видел свет, но только проницательному взору открывалась под внешним лоском врожденная порочность. Мистер Кендрю, напротив, был коренаст, неловок и медлителен, если ничто не побуждало к действию. Глядя на Кендрю, свет замечал только невзрачного коротышку; проницательный же взор различал под бесцветной внешностью натуру добрую и благородную, ставящую понятия чести и справедливости превыше всего.
