Бланш еще немножко подбодрила его.
— Сердиться — дурно, — ответила она, скромно потупившись. — Хорошо воспитанные девушки не сердятся.
На лужайке один из игроков громко крикнул: «Мистер Бринкуорт». Бланш толкнула Арнольда к выходу, но он точно прирос к полу.
— Всего одно слово, молю, — горячо прошептал он. — Скажите «да»!
Бланш покачала головой. Она заманила его в силки и теперь с наслаждением мучила.
— Это невозможно, — возразила она. — Сначала поговорите с дядюшкой.
— Поговорю, — заверил ее Арнольд, — сейчас же поговорю, еще до отъезда.
— А теперь ступайте играть. И смотрите, не промажьте.
Обе ее руки были на плечах Арнольда, лицо ее было совсем близко.
Где уж тут устоять! Арнольд прижал ее к себе и поцеловал. Нет, он не промазал — можно было обойтись без напутствия. У Бланш перехватило дыхание. Этот последний смелый ход возлюбленного отнял у Бланш дар речи. Не успела она опомниться, как отчетливо зазвучали чьи-то приближающиеся шаги. Арнольд еще раз притянул Бланш к себе и поспешил уйти.
Трепещущая, в сладостном смятении, Бланш опустилась в кресло и смежила веки. Шаги послышались совсем рядом. Бланш встрепенулась, открыла глаза и увидела Анну Сильвестр. Бланш сорвалась с кресла и бросилась на шею подруге.
— Ты не представляешь себе, что произошло, — прошептала она. — Пожелай мне счастья, Анни! Он только что объяснился. Он мой на всю жизнь!
В этом объятии, в этих словах проявилось горячее чувство любви и доверия, какое Бланш с детства питала к Анне. Как ни были близки их матери, в эту минуту дочери были близки не меньше. И все-таки, взгляни Бланш пристальнее в лицо Анны, она поняла бы, что мысли Анны сейчас далеки от ее крошечной сердечной тайны.
— Ты догадываешься, кто он? — спросила она, не дождавшись отклика подруги.
— Мистер Бринкуорт?
— Конечно! Кто же еще!
— И ты очень счастлива, моя девочка?
— Счастлива? — повторила Бланш. — Только ты никому не говори. Я не помню себя от счастья! Я так люблю его! Так люблю! — восклицала она, радуясь как ребенок новой игрушке.
Анна в ответ тяжело вздохнула. Бланш тотчас устремила взгляд в лицо подруги.
— Что с тобой, Анни? — спросила она изменившимся тоном.
— Ничего, милая.
Ответ Анны не обманул проницательности Бланш.
— Я ведь вижу, что-то произошло, — сказала она. — Деньги, да? — прибавила Бланш, немного подумав. — Надо заплатить долги? Не расстраивайся, Анни. У меня много денег. И я дам тебе, сколько ты захочешь.
— Нет, нет, моя девочка.
Бланш чуточку надулась. Первый раз в жизни Анна не хочет поделиться с ней своим огорчением.
— Я делюсь с тобой всеми своими секретами. А ты от меня что- то скрываешь. Припоминаю, ты последнее время чем-то озабочена, в каком-то унынье. Тебе не нравится мистер Бринкуорт? Нет? Он тебе нравится? Тогда, может, ты недовольна, что я выхожу замуж? Наверное, в этом все дело? Ты, наверное, думаешь, глупышка, что мы расстанемся? Да разве я смогу жить без тебя? Вот мы поженимся с Арнольдом, ты приедешь к нам, и мы опять будем вместе. Решено, правда?
Анна почти грубо отстранилась от Бланш.
— Смотри, кто-то идет! — махнула она в сторону входа. Это вернулся Арнольд. Подошел черед играть Бланш, и он вызвался поискать ее.
Еще минуту назад Бланш тотчас бы оборотилась к вошедшему. Но сейчас мысли ее были поглощены Анной.
— На тебе лица нет, — сказала она, как бы не видя Арнольда, — и я должна знать, что произошло. Приходи вечером ко мне в спальню, и мы все обсудим. Не смотри на меня так!
Поцеловав подругу, Бланш пошла навстречу Арнольду, и лицо ее опять просияло.
— Ну как, не промазал?
— Промазал — не промазал — все это пустяки. Главное — сэр Патрик. Кажется, дело пошло на лад.
— Что? Ты говорил с ним в присутствии гостей?
— Конечно нет. Мы договорились встретиться в беседке.
Весело смеясь, они сбежали по ступенькам, и Бланш взяла молоток.
Оставшись одна, Анна пошла в темный дальний угол беседки. На стене сбоку висело зеркало в богатой резной раме. Анна остановилась, взглянула в него и содрогнулась своему отражению.
— Неужели скоро придет день, когда даже Бланш по моему виду все поймет.
Анна отвернулась от зеркала. Возглас отчаяния помимо воли вырвался из ее груди; воздев сцепленные руки, она оперлась ими о стену и спрятала в них лицо. На ступенях появилась мужская фигура — темный силуэт в ярких лучах солнца — и на какой-то миг задержалась в дверном проеме.
Глава четвертая
ДВОЕ
Джеффри сделал несколько шагов. Анна ничего не слышала и не видела. Стояла неподвижно, точно окаменела.
— Я пришел, как вы мне сказали, — проговорил Джеффри глухо. — Но помните, это небезопасно.
При звуке его голоса Анна поворотилась. И медленно пошла ему навстречу. В лице ее произошла резкая перемена, она стала очень похожа на мать. Вот так же глядела ее мать в тот давний день на человека, который отверг и предал ее; теперь ее дочь глядела на Джеффри Деламейна — с тем же убийственным спокойствием и презрением.
— Ну? — прервал молчание Джеффри. — Что вы хотели мне сказать?
— Мистер Деламейн, вы один из самых удачливых на свете людей. Вы сын лорда. Вы хороши собой. Вы пользуетесь уважением в колледже. Вы вхожи в самые лучшие дома Лондона. Что еще можно к этому прибавить? То, что вы трус и подлец?
Джеффри открыл рот, чтобы ответить, но сдержал себя и сделал попытку свести разговор к шутке.
— Полно вам, — сказал он. — Чего сердиться-то!
— Чего сердиться? — повторила она, едва сдерживая клокотавшую в ней ярость. — И это говорите вы? Какая же у вас короткая память. Вы, как видно, забыли то время, когда я вверилась вашей любви. Поверила, что вы сдержите данное обещание. Боже правый! Какая глупость! Какое безумие!
Джеффри сделал еще попытку отшутиться.
— Безумие, пожалуй, слишком сильно сказано, мисс Сильвестр.
— Да, безумие! Ничем другим я не могу объяснить происшедшее. Просто не понимаю. Это как наваждение. Ну что могло привлечь в вас такую женщину, как я?
Даже это не поколебало безмятежности духа достопочтенного Джеффри.
— Право, не знаю, — ответил он, сунув руки в карманы.
Анна отвернулась. Откровенная грубость ответа не оскорбила ее; она еще раз напомнила ей, напомнила жестоко, что винить ей, в сущности, некого, кроме самой себя. Анна не хотела, чтобы он видел, как мучительны для нее воспоминания. Грустная, грустная история, но рассказать ее должно. Анни была прелестным ребенком, общей любимицей, когда жива была мать. Девичья пора текла мирно и счастливо под крылом добрейшей леди Ланди, матери Бланш. Казалось, дремавшие в душе страсти никогда не прорвутся наружу. Но вот жизнь ее достигла поры самого пышного цветения, и она доверила свою честь в роковой для себя миг стоявшему сейчас перед ней мужчине. Так что же, ей совсем уж нет оправдания? Конечно, есть.
