Мистер Кендрю, мистер Деламейн, мистер Ванборо — в таком порядке мы и посмотрим, что стало с каждым по прошествии этих пяти лет.
Как отнесся мистер Кендрю к предательству мужа, читатель уже знает. Как он пережил смерть покинутой жены, узнает из последующих строк. Молва, которой ведомы все тайные извивы человеческого сердца, с наслаждением выворачивает его наизнанку для всеобщего обозрения. Так вот, молва всегда утверждала, что в жизни. мистера Кендрю есть некая тайна и что тайна эта — безнадежная любовь к красавице, вышедшей замуж за его друга. При жизни женщины нельзя было найти никаких доказательств этой тайной любви, ибо мистер Кендрю никогда не обмолвился о ней ни самой женщине и никому другому. После ее смерти молва опять заговорила, более уверенно, выставляя в качестве доказательства против мистера Кендрю его собственное поведение.
Он приехал на похороны, хотя не был в родстве с усопшей. Он сорвал несколько травинок с могильного холмика, полагая, что его никто не видит. Он перестал посещать клуб. Он отправился путешествовать. Вернулся. Сказал приятелям, что Англия стала ему невыносима. И был назначен в одну из колоний. О чем все это говорит? Ясно как божий день, что со смертью любимой женщины привычный ход жизни ему опостылел. Догадки с гораздо меньшим на то основанием выдавались за правду и попадали в цель. Одно несомненно — мистер Кендрю покинул Англию, чтобы никогда больше не возвращаться на родной остров. Еще один человек погиб для общества, — заключила молва, — очень, очень жаль, ведь человек этот — один на тысячу. К чести молвы, на этот раз она не ошиблась.
Затем — мистер Деламейн.
Преуспевающий поверенный мистера Ванборо расстался с конторой стряпчего и поступил учиться в одну из адвокатских школ. Три года его не было ни видно, ни слышно. Говорили, что он с головой ушел в занятия и блестяще переходит с курса на курс. И вот наконец он принят в коллегию адвокатов. Его бывшие партнеры знали, что он человек надежный, и доверили ему дела фирмы. Через два года он приобрел известность в суде, а еще через два его известность вышла за пределы суда. Он был назначен помощником адвоката в «знаменитом деле», от решения которого зависела судьба крупнейшего поместья и честь одной из самых древних английских фамилий. Накануне слушания дела заболел адвокат. Защищал ответчика мистер Деламейн и выиграл дело. Ответчик спросил: «Что я могу для вас сделать?» — «Проведите меня в парламент», — ответил Деламейн. Ответчик был крупным землевладельцем, он отдал соответствующее распоряжение. И пожалуйста, мистер Деламейн — член парламента.
В палате общин новоиспеченный парламентарий опять встретился с мистером Ванборо.
Они сидели на одной скамье и принадлежали одной партии. Мистер Деламейн заметил, что Ванборо постарел, поседел и как-то весь ссохся. Он расспросил о старом знакомом у одного сведущего человека. Тот покачал головой: мистер Ванборо — богат, у мистера Ванборо — большие связи благодаря жене, мистер Ванборо во всех отношениях человек преуспевающий, но в обществе его не любят. В первый год он далеко шагнул и остановился. Он был бесспорно умен, но в палате производил неприятное впечатление. Он давал блестящие приемы, но свет не был расположен к нему. Члены его партии уважали его, но при распределении наград его всегда обходили. Если говорить прямо, он был человек с норовом; и хотя ничего дурного за ним не водилось, скорее наоборот — все говорило в его пользу, к приятельству он не располагал и друзей у него не было. Раздражительный человек. И дома, и в обществе — раздражительный и желчный.
7
Еще пять лет кануло в вечность с того дня, как покинутая жена упокоилась в могиле. Шел уже одна тысяча восемьсот шестьдесят шестой год. Жизнь готовила все новые перемены.
Как-то весной в разделе новостей лондонских газет одно за другим появилось два сообщения: о присвоении пэрства и о самоубийстве.
Преуспев в адвокатуре, Деламейн еще больше преуспел в парламенте. Он стал одним из самых видных ораторов палаты общин. Говорил всегда ясно, вразумительно, скромно — и коротко. Умел держать внимание палаты, тогда как люди более талантливые зачастую утомляли ее. Партийные лидеры начали поговаривать: «Пора что-то сделать для Деламейна». И при первой возможности сделали. Товарищ министра юстиции получил повышение, и освободившийся пост предложили Деламейну. Убеленные сединой члены адвокатской коллегии подняли вопль протеста. Министр ответил: «Нам нужен человек, который может завладеть вниманием палаты. И у нас такой человек есть». Газеты поддержали назначение. Разгорелся яростный спор, и скоро при ликующих криках прессы Деламейн занял министерское кресло. Враги криво усмехнулись: «Этак через годик-другой он станет лорд-канцлером». Домашние добродушно посмеивались, но не возражали. Друзья советовали сыновьям Деламейна Джулиусу и Джеффри осмотрительнее выбирать знакомства: шутки шутками, а ведь и правда в одно прекрасное утро могут проснуться сыновьями лорда. Примерно в это же время, подтверждая поговорку «удача любит счастливых», умерла богатая тетка и оставила ему наследство. Летом шестьдесят шестого освободилась вакансия генерального судьи. Предыдущим назначением все в министерстве были недовольны. На должность министра имелся приемлемый кандидат, и место генерального судьи было предложено Деламейну. Деламейн отказался, не желая расставаться с палатой общин. Министерство не приняло отказа. На ушко ему шепнули: «Согласитесь, получите пэрство». Деламейн посоветовался с женой и принял пэрство. Лондонская «Газетт» сообщила миру о новоявленном бароне Холчестере из Холчестера. Друзья семьи, потирая руки, воскликнули: «Ну, что мы говорили? Наши юные друзья Джулиус и Джеффри сыновья лорда!»
А что же сталось с нашим старым знакомым мистером Ванборо? Ровным счетом ничего. Он лелеял те же честолюбивые помыслы, у него были те же большие связи, и только. В парламенте он держался особняком, в обществе держался особняком, никто не любил его, и друзей у него по-прежнему не было. Все та же старая песня, с одной разницей — желчь разливалась чаще, седины в волосах прибавилось, и норов его становился все более невыносим.
Жена его жила на своей половине, он на своей; хорошо вышколенные слуги следили, чтобы муж с женой не столкнулись невзначай на лестнице. Детей у них не было. Виделись они лишь у себя на званых обедах и балах. Гости отдавали дань искусству их повара, танцевали в роскошных залах их дома и в один голос утверждали, что на приемах Ванборо скучища смертная. Шаг за шагом поднимался вверх бывший поверенный мистера Ванборо, пока наконец пэрство не распахнуло для него объятия — последняя ступень общественной лестницы и венец всех его упований. А мистер Ванборо, стоя маршем ниже, взирал на этот головокружительный взлет, имея столько же шансов занять место в палате лордов при всем своем богатстве и связях, сколько имеет любой смертный, вроде нас с вами, дорогой читатель.
Его карьера была кончена. И в тот день, когда пэрство было объявлено, Ванборо свел свои счеты с жизнью.
Прочитав газету, он молча отложил ее в сторону и вышел из дома. Карета отвезла его в дальний уголок на северо-западе Лондона, где еще сохранились отдельные полосы возделанных полей. Тропинка, ведущая в Хэмпстед, привела его к вилле, где он жил когда-то с женщиной, которой нанес тягчайшую обиду. Виллу окружали теперь новые дома — часть большого сада была продана и застроена. Секунду помедлив, он подошел к калитке и дернул колокольчик. Дал вышедшему слуге свою визитную карточку. Хозяину дома было знакомо его имя, оно принадлежало члену парламента и владельцу огромного состояния. Он вежливо осведомился, какому счастливому случаю обязан посещением столь важного гостя. Мистер Ванборо ответил просто и коротко:
