Закон и мораль одержали над ним полную победу. Он не вымолвил и слова. Свой буйный нрав он обуздал — был абсолютно и устрашающе спокоен. На отмеченном печатью дьявола лице рукой дьявола было начертано обещание жестоко и безжалостно отомстить, глаза Джеффри впились в ненавистную, погубленную им женщину, которая связала его по рукам и ногам, став его женой.
Его адвокат подошел к столу, где сидел сэр Патрик. Тот передал ему лист почтовой бумаги.
Внимательно, строчка за строчкой мистер Мой прочел оба письма. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он поднял голову.
— Можете ли вы доказать, чьи это почерки? — спросил он. — И где это было написано?
Сэр Патрик поднял со стола еще один листок бумаги, ждавший своей очереди.
— Здесь имена людей, которые могут доказать и подлинность текста и где он был написан, — ответил он. — Один из ваших двух свидетелей внизу (в остальном совершенно бесполезных) может с точностью до часа назвать время, когда мистер Бринкуорт приехал в гостиницу Крейг-Ферни, и соответственно доказать, что леди, которую он спрашивал, была на ту минуту миссис Джеффри Деламейн. Расписка в получении на обратной стороне листа с указанием времени написана рукой того же свидетеля, к которому я вас и отсылаю, вы можете его допросить по своему усмотрению.
— Я все тщательно проверю, сэр Патрик, как и надлежит по форме. Пока же, чтобы избежать бессмысленной и утомительной задержки, я принужден сказать, что налицо свидетельство вступления в брак.
Изложив, таким образом, свой взгляд на дело, он с подчеркнутым уважением и сочувствием обратился к Анне.
— На основании письменного обещания вступить в брак, каковым вы обменялись в Шотландии, — сказал он, — хотите ли вы считать мистера Джеффри Деламейна вашим мужем?
Ровным голосом она повторила за ним:
— Я хочу считать мистера Джеффри Деламейна моим мужем.
Мистер Мой обратился к своему клиенту. Джеффри наконец нарушил молчание.
— Это дело решенное? — спросил он.
— Если говорить о практической стороне дела, да.
Джеффри продолжал, не сводя глаз в Анны.
— И по шотландскому закону о браке она теперь — моя жена?
— По шотландскому закону о браке она теперь — ваша жена.
Он задал третий и последний вопрос.
— Это закон велит ей следовать за своим мужем?
— Да.
Он усмехнулся про себя и знаком (она была в другом конце комнаты) велел Анне подойти и стать рядом с ним.
Она подчинилась. В ту секунду, когда она сделала первый шаг, сэр Патрик поймал ее руку и шепнул:
— Положитесь на меня!
Она мягко пожала его руку, давая понять, что слышит его, и направилась к Джеффри. В тот же миг между ними, стремительно вскочив с места, возникла Бланш и обвила руками шею Анны.
— Анна! Ах, Анна!
Слезы хлынули из ее глаз ручьем, спазмы сдавили горло. Анна мягко развела обхватившие ее руки, мягко подняла голову, беспомощно поникшую у нее на груди.
— Впереди лучшие дни, любовь моя, — сказала она. — Обо мне не думай.
Она поцеловала подругу, взглянула не нее, еще раз поцеловала и передала в руки мужа. Арнольд вспомнил, что она сказала при расставании в Крейг-Ферни, когда они пожелали друг другу спокойной ночи. «Не думайте, что вы протянули руку помощи неблагодарной женщине. Возможно, когда-нибудь я это докажу». Слова благодарности и восхищения столкнулись в нем, борясь за право прозвучать первыми, — и дар речи подвел его.
Анна мягко склонила голову в знак того, что понимает его. Потом проследовала дальше и остановилась возле Джеффри.
— Я здесь, — сказала она ему. — Каковы будут ваши желания?
Отвратительная улыбка рассекла его тяжелые губы. Он протянул руку.
— Миссис Джеффри Деламейн, — сказал он. — Вам пора домой.
В мозгу сэра Патрика живо вспыхнула картина, нарисованная ему Анной всего два дня назад: одинокий дом, отрезанный от мира высокими стенами; зловещая фигура немой хозяйки с окаменевшим взором, одичавшей на безлюдье.
— Нет! — выкрикнул он, потрясенный видением и не в силах совладать с собой. — Не бывать этому!
Джеффри невозмутимо стоял и ждал, не опуская руки. Бледная, преисполненная решимости, Анна гордо подняла голову и, собрав все мужество, на миг ее покинувшее, взяла протянутую руку Джеффри.
Он повел ее к двери.
— Пусть Бланш обо мне не тревожится, — просто сказала она Арнольду, проходя мимо. Далее они миновали сэра Патрика. Сочувствие к ней снова заставило его пренебречь всеми прочими соображениями. Он вскочил на ноги и преградил путь Джеффри. Тот остановился и впервые удостоил сэра Патрика взглядом.
— Закон велит ей следовать за мужем, — сказал он. — Закон запрещает вам разлучать мужа и жену.
И это было правдой. Правдой абсолютной и неоспоримой. Закон благословил принесенную Анной жертву с неопровержимостью, с какой прежде благословил на жертву ее мать. Пусть он ее забирает — во имя морали! Пусть она потом выпутывается сама если сможет, — в интересах добродетели!
Ее муж открыл дверь. Мистер Мой положил руку на плечо сэру Патрику. Леди Ланди, капитан Ньюэнден, адвокат из Лондона — все поднялись со своих мест, охваченные — в кои веки — единым порывом, оглушенные — в кои веки — одним раскатом грома. Их примеру, поддерживая жену, последовал и Арнольд. В какое-то незабываемое мгновение Анна оглянулась и окинула взглядом их всех. Потом она и ее муж пересекли порог. Вместе сошли по ступеням. Было слышно, как открылась и снова закрылась входная дверь. Они ушли.
Свершилось, во имя морали. Свершилось, в интересах добродетели. Свершилось, в эпоху прогресса, при самом идеальном правительстве на поверхности земли.
СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯ. ХОЛЧЕСТЕР-ХАУС
Глава сорок седьмая
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС
— Его светлость опасно болен, сэр. Ее милость никого не принимает.
— Соблаговолите передать эту карточку леди Холчестер. Я должен поговорить наедине с ее милостью и сообщить нечто важное — в интересах ее младшего сына. Дело не терпит отлагательств.
Этот разговор происходил между дворецким лорда Холчестера и сэром Патриком Ланди. После завершения разбирательства в Портленде не прошло и получаса.
Дворецкий с карточкой в руках продолжал колебаться.
— Если я выполню вашу просьбу, — сказал он, — как бы мне за это не поплатиться.
— Вы наверняка поплатитесь, если не выполните мою просьбу, — возразил сэр Патрик. — Заявляю вам прямо — дело слишком серьезное, тут не до шуток.
Тон, каким были произнесены эти слова, возымел действие. Дворецкий поднялся наверх с докладом.
