Сейчас я (как мне кажется) крепко вас удивлю, а возможно, и встревожу. Но ни вам, ни мне от этого не уйти, так что молчать нет смысла.
Пожалуй, то, что я принуждена вам сообщить, лучше всего представить так. Прошу вас мысленно возвратиться ко дню, вспоминать который с горьким сожалением у нас есть веские причины, — дню, когда Джеффри Деламейн послал вас повидать меня в гостинице в Крейг-Ферни.
Наверное, вы не помните — к несчастью, тогда это не произвело на вас особого впечатления, — что я испытывала большое недовольство, о чем не раз вам говорила, по поводу того, что в гостинице вы выдали меня за вашу жену. Я знала, иначе мне не разрешили бы остаться в Крейг-Ферни; но все равно меня била дрожь. Я не могла перечить вам без болезненных для вас последствий, разразился бы скандал, слух о котором мог дойти до ушей Бланш. Все это я знала; и все же совесть моя была неспокойна. Какое-то странное чувство довлело надо мной. Я и понятия не имела, сколь велика опасность, какой вы себя подвергаете, иначе я бы решительно воспротивилась, а там будь что будет. Нет, у меня было лишь предчувствие, что вы ведете себя не слишком благоразумно, — вот и все. Клянусь незабвенной и высокочтимой памятью моей матери, клянусь моей верой в милость господню — это правда.
Вы уехали из гостиницы на следующее утро, и с тех пор мы не встречались.
Через несколько дней после вашего отъезда я совсем потеряла покой и, не в силах более терзаться в одиночестве, тайком пробралась в Уиндигейтс и встретилась с Бланш.
Она на несколько минут отлучилась из комнаты, где мы разговаривали. В эти минуты я увиделась с Джеффри Деламейном — впервые после нашего расставания на приеме у леди Ланди. Он вел себя со мной как с чужим, незнакомым человеком. Он сказал, что ему стало известно все, что произошло между нами в гостинице. Сказал, что совещался с адвокатом. О, мистер Бринкуорт! Перо дрожит у меня в руке! Как вывести на бумаге слова, которые повторят то, что он сказал мне потом? Но от этого не уйти. Как ни жестока правда, от нее не уйти. Глядя мне в глаза, он отказался жениться на мне. Он сказал, что я уже состою в браке. И мой муж — вы.
Теперь вы понимаете, почему я напомнила вам, что чувствовала (и поделилась этими чувствами с вами), когда мы были вместе в Крейг-Ферни. Если вы сейчас поминаете меня недоброй мыслью, недобрым словом, я не смею обижаться. Я хоть и без вины, а виноватая.
Голова моя кружится, из глаз вот-вот побегут непрошеные глупые слезы. Я должна отложить ручку и немного отдохнуть.
Я посидела у окна, посмотрела на идущих по улице людей. Все они мне чужие. И все же при виде их на душе у меня полегчало. Шум большого города придает мне сил, и я готова продолжать.
Я не берусь писать о человеке, который предал нас обоих. Да, я раздавлена и опозорена, и все же во мне осталось нечто такое, что позволяет быть выше его. Приди он сейчас с раскаянием и предложи мне все, что могут дать титул, богатство и положение в свете, я бы не стала его женой — лучше остаться тем, кем я есть.
Позвольте мне говорить о вас; и (ради Бланш) о себе.
Разумеется, я должна была дождаться в Уиндигейтсе вас и сразу же рассказать о том, что произошло. Но я была слаба, больна; и услышанное так потрясло меня, что я упала в обморок. Потом я пришла в себя и ужаснулась, подумав о вас и Бланш, в голове все помутилось. Мною овладела одна мысль — скорее убежать прочь и ото всех спрятаться.
По пути сюда голова моя слегка прояснилась, я немного успокоилась; добравшись до места, я — хочется надеяться и верить — приняла единственно правильное решение. Я обратилась к двум адвокатам. Они разошлись во мнениях, женаты мы или нет — по закону, который определяет эти дела в Шотландии. Первый адвокат сказал «да». Второй сказал «нет» — но посоветовал немедленно списаться с вами и уведомить вас о положении, в котором вы оказались, Я собралась последовать этому совету в тот же день, но, как вы знаете, внезапно заболела.
Слава богу, эта непредвиденная задержка не возымеет последствий. В Уиндигейтсе я спросила Бланш, когда у вас свадьба, и она сказала, что не раньше конца осени. Сегодня только пятое сентября. У вас еще предостаточно времени. Ради блага всех нас, распорядитесь им с пользой.
Что вы собираетесь предпринять? Поезжайте немедля к сэру Патрику Ланди и покажите ему это письмо. Поступайте так, как он скажет, — даже если это пойдет во вред мне. Я не воздам вам должное за вашу доброту, предам любовь, какую питаю к Бланш, если убоюсь подвергнуться любому разоблачению, выгодному вам и ей. Вы в этом деле проявили верх великодушия, деликатности, доброты. Вы сохранили мою постыдную тайну — в чем я ни минуты не сомневаюсь — с преданностью порядочного человека, в чьих руках оказалась репутация женщины. От всей души, дорогой мистер Бринкуорт, я освобождаю вас от обязательства, которое вы взяли на себя. На коленях взываю к вам — считайте, что вы вольны открыть истину. Я, со своей стороны, сделаю все необходимые признания — даже если им суждено стать достоянием общества. Любой ценой снимите с себя путы обязательств; а потом, но никак не раньше, верните свое расположение несчастной женщине, которая возложила на вас бремя своего горя и на миг бросила на вас тень своего позора.
Умоляю, не думайте, что я иду на какую-то болезненную жертву. Я лишь хочу обрести душевный покой — вот и все.
Что сулит мне жизнь? Ничего, кроме голой необходимости жить. Когда я думаю о будущем, передо мной проходит череда лет, которые мне осталось провести на этом свете. Иногда я смею надеяться, что после моей смерти великий господи будет милостив к мне на небесах, как он был милостив однажды к земной грешнице Иногда я смею надеяться, что в лучшем мире меня ждет встреча матушкой и с матушкой Бланш. На земле сердца их были неразлучны, как сердца двух сестер; их любовь по наследству перешла к их детям. Если нам суждено еще встретиться, сделайте так, чтобы я с гордостью могла сказать: я не бросала слов на ветер, когда обещала стать сестрой Бланш! Я у нее в долгу, и долг этот — неоплатная благодарность — достался мне от матушки. И кто же я теперь? Помехи на пути к счастью ее жизни. Принесите меня в жертву этому счастью, молю вас Христом господом! Это единственное, ради чего я сейчас живу. Еще раз повторяю — собственная судьба мне безразлична. Я не имею права на то, чтобы со мной считались; я не желаю, чтобы со мной считались. Разгласите обо мне всю правду и позовите меня в свидетели — я подтвержу ваши слова, где вам будет угодно!
Прежде чем поставить последнюю точку, я снова сделала паузу — постаралась вспомнить, не упустила ли я чего.
Пожалуй, сказано все, остается лишь сообщить вам, где меня найти, если вы пожелаете написать или если возникнет нужда в нашей встрече.
Но перед этим — еще несколько слов.
Я не в силах предугадать, как вы поступите или как вам посоветуют поступить, когда вы получите это письмо. Возможно, вам уже известно от самого Джеффри Деламейна, в какое положение вы попали. В этом случае, или если вы считаете желательным посвятить но все Бланш, смею предложить вот что: попросите кого-нибудь, кому вы доверяете, встретиться со мной от вашего имени, а если это невозможно, встретьтесь со мной сами в присутствии третьего лица. Человек, который без колебания предал нас обоих, воспользуется любой возможностью, чтобы самым гнусным образом очернить нас и в будущем. Ради вашего блага будем осторожны, не дадим злым языкам повода трепать ваше имя, марать его в глазах Бланш! Ни в коем случае не рискуйте, не то снова окажетесь в ложном положении! Не позволяйте, чтобы в любящем и великодушном сердце вашей будущей жены возникло не достойное ее чувство!
