— На здоровье! Значит, умчишься прямо сегодня? Только
завтра к вечеру все же вернись, а то Сеня меня с потрохами съест!
— За что?
— Варя, он полагает, что артист должен принадлежать ему
безраздельно! Но не волнуйся, ты еще не начала сниматься и даже репетировать,
так что пока свободна. К тому же его нет дома.
Машина за Варей пришла очень быстро. Она расцеловала Надежду
Михайловну и побежала вниз. Ее ждал черный громадный джип, помимо шофера
приехал еще и охранник. Оба были безукоризненно вежливы и молчаливы. От
присутствия охранника Варе было как‑то не по себе. Зачем ей охранник?
Смешно!
Но вот джип наконец въехал в ворота. Дом был огромный.
Охранник открыл дверцу, подал Варе руку. И тут на крыльцо в накинутой на плечи
шубке выскочила Марьянка.
— Варвара, какой кайф! — взвизгнула она и повисла
на шее сестры. — Какая ты умничка, что позвонила! Идем скорее в дом.
— Да это целый дворец! — засмеялась Варя.
— Ну и фиг с ним! Пошли скорее! Жалко, Алуська уже
спит! Она у меня такая хорошенькая, просто загляденье! Ой, Варька, какая ты
стала… Дай поцелую! Я так рада, жалко мужа сейчас нет, он в отъезде… Вот,
гляди, какой дом…
— Красотища! Это ты все сама обставляла?
— Конечно! Терпеть не могу дизайнерские дома, по‑моему,
в них жить неуютно! А это Рассел! Не бойся, он не тронет!
От камина к ним медленно приближался громадный, но
совершенно нестрашный пес.
— Что за порода?
— Филу бразилейра. Можешь погладить… Варька, ты
голодная?
— Нет, спасибо.
— Может, выпьем по коктейлю? Или коньячку? Хотя, я
помню, ты не любила коньяк! Может, джину с тоником?
— Давай!
— Варь, ну расскажи… про маму! Как она? Здорова? Замуж
не вышла?
— Нет… Но она здорова, воспитывает Ники, ведет
хозяйство, у нас хороший дом, ну, то есть по‑сравнению с твоим — это
домишко, но нам хватает. У нее есть друг, врач‑офтальмолог… Так что…
— Здорово! Ну а ты?
Варя рассказала сестре, что с ней произошло.
— Офигеть! Как в сказке! Рада за тебя! А скажи…
— Погоди, Марьяша, я хочу все‑таки понять, что
между вами произошло? Почему мама даже слышать о тебе не хочет? Что ты ей
сделала?
Марьяна вспыхнула.
— Она тебе не рассказала?
— Нет! Но я хочу понять!
— Может, не стоит, раз она ничего не говорит…
— Нет, стоит! Я должна это знать!
— Зачем?
— Затем, что она моя мать, а ты моя сестра! Что ты ей
сделала?
— Тебе станет легче?
— Да!
— Ну что ж… Я отбила у нее мужика!
— Что?
— Что слышала! Да, отбила и вышла за него замуж! И
счастлива с ним, а он со мной!
— Господи… как ты могла?
— Да он все равно бросил бы ее… Она для него стара… И
он не любил ее, раз так легко бросил…
— Но она, значит, любила его… Я даже не знаю, что
сказать! С ума сойти можно!
— Ты в шоке?
— Да, если честно, мне такое и в голову не вскакивало!
И ты, значит, счастлива, и совесть тебя не мучает?
— Ни капельки! Я как увидала его, с катушек слетела,
влюбилась, как ненормальная… Помню, подумала тогда: зачем ей такой? И ему такая
старая не нужна…
— И он в тебя сразу влюбился?
— Нет, он не сразу… Его‑то как раз совесть
мучила… Но потом он сдался, с потрохами… Скажи, Варь, а что она сказала, когда
узнала, что ты едешь в Москву? Запретила тебе со мной встречаться?
— Нет. Просто пожелала мне удачи, своей единственной
дочери, так она сказала.
— Ни фига себе мать! Не прощает родной дочери мужика!
— А ты бы простила?
— Откуда я знаю!
— А ты пробовала прощения просить?
— Нет, я боялась… А теперь уж все… поздно.
— Да, наверное… А впрочем, повиниться никогда не
поздно…
— Варь, как ты себе это представляешь? Я должна пасть
ей в ножки и рыдать: прости меня, мамочка? Это, Варька, была такая сумасшедшая
любовь, за которую ничего отдать не жалко…
— Даже маму?
— Даже маму! Кроме того, я всегда была для нее на
вторых ролях, она тебя больше любила!
— Не выдумывай!
— Ничего я не выдумываю! Просто твой отец умер во цвете
лет, а мой бросил ее с ребеночком, вернее, уже с двумя, через год после моего
рождения. Она обиделась, не простила его и перенесла эту обиду на меня. Она же
вообще прощать не умеет. Никого и никогда! Помнишь тетю Женю, которая ее чем‑то
невольно обидела?
— Нет, не помню.
— А, это было, когда ты уже усвистела в свою Германию.
Она работала с такой милой женщиной, тетей Женей…
— И что?
— А то, что тетя Женя… в чем‑то, я уж и не помню,
перед ней провинилась, ерунда какая‑то была, но мама обиделась на нее
капитально! Та уж и не знала, как с ней помириться, и прощения просила, и ко
мне обращалась, ни в какую… А уж свою последнюю любовь и точно мне не простит.
— Странно, никогда такого за мамой не замечала. Я вот
тут недавно ее обманула, она догадалась и только посмеялась… Странно!
— Так ты ж у нее любимица!
— Да что ты выдумываешь! Она нас одинаково любила! Она
вообще справедливая…
— Ну не знаю… Может, у нее тогда климакс начинался, вот
она и лютовала… Ладно, расскажи, у тебя кто‑то есть?
— Есть.
— Там?
— Там, конечно. Он хороший…
— Значит, ты его не любишь!
— Не знаю!
— А ты вообще… у тебя была сумасшедшая любовь? Ну,
такая, чтобы в омут с головой?
— Нет, такой не было.
— А у меня была! И есть! Хочешь, я тебе его фотку
покажу?
— Покажи!
Марьяна вскочила и взяла с камина портрет в деревянной
рамке.
— Вот, смотри!
Мужчина на фотографии показался Варе очень немолодым.
— Интересное лицо! А сколько ему лет?
— Сорок восемь!
— Он почти вдвое старше тебя… Но моложе мамы на восемь
лет.
— Именно!
— Поняла, теперь я все поняла.
— Варька, хватит об этом! Ваня мне не позволяет
говорить о маме… Как ты думаешь, почему?
