— Господи, прости меня, я… Я сейчас что-нибудь принесу,
а ты полежи пока.
Он убежал, а я кинулась в ванную, мгновенно приняла душ,
открыла сумку, выхватила оттуда халат и успела юркнуть в постель. Господи, что
же это делается? Да никакой он не импотент, глупости все, когда мы целовались,
я почувствовала… А как он целуется! От его поцелуев гормон счастья
вырабатывается в каком-то невероятном количестве.
Вскоре он вернулся с двумя йогуртами, фруктами и булочками:
— Вот все, что удалось надыбать на скорую руку. Хватит?
— За глаза.
— Голова больше не кружится?
— Нет.
Когда я немного поела, он сказал:
— Ну я пойду?
— Ты спешишь?
— Да нет, куда мне спешить.
— Тогда посиди еще… Андрюш, ты почему вечно небритый
ходишь? Дань моде?
— Да нет, просто лень. Я тут на отдыхе вообще не
собираюсь бриться. Тебе это не нравится?
— Нравится. Мне ты всякий нравишься.
— И ты мне тоже.
Он вдруг пересел на кровать и запустил руку мне в волосы:
— Какие они у тебя на самом деле?
— Гладкие, темно-русые…
— Мне трудно это себе представить. Бронечка, может, это
судьба?
— Не знаю, может быть…
И тут я вдруг вспомнила слова Ларисы о том, что он иногда
делает попытки, терпит фиаско и впадает в жуткое отчаяние. Нет, я этого не
хочу!
— Не надо, Андрюша, ну пожалуйста!
— Почему?
— Ну я.., не могу сегодня, понимаешь?
— А… Ну прости…
Он пересел на стул:
— Мне уйти?
— Нет, не уходи, если можешь… А где Лариса?
Он вздрогнул:
— Ты из-за Ларисы?
— Нет, я просто спросила…
— Они с Татьяной Ильиничной куда-то отправились. Думаю,
она взяла Барышеву для прикрытия. Ну вроде как тебя тогда…
— Не выдумывай, она и вправду торчала в обувном.
— Ты такая верная и порядочная? — усмехнулся он.
— Ну в общем…
Странным образом напоминание о жене отрезвило его. Глаза
опять посветлели и выражение лица стало обычным.
— Расскажи мне, как ты живешь? — попросил он.
— В каком смысле?
— Ну вот ты утром проснулась…
— Проснулась, вскочила и побежала мыться, готовить
завтрак, будить Полину, собираться… После завтрака еду на работу.
— У тебя какая машина?
— «Жигули», «шестерка».
— Какого цвета?
— Баклажан.
— Давно водишь?
— Уже восемь лет, это моя вторая машина. Я все хочу
поменять, но жалко, она такая удачная, с ней мало проблем, я ее люблю как
родную.
— У меня когда-то тоже была «шестерка», но как раз
очень неудачная.
— А сейчас у тебя что?
— «Субару».
— Хорошая?
— Мне нравится.
— А я где-то читала, что ты гоняешь как бешеный.
— Бывает. Господи, о чем мы говорим?
— О безопасном, — улыбнулась я.
Он посмотрел на меня и расхохотался.
В этот момент в дверь постучали.
— Я открою? — тихо спросил он.
— Конечно.
На пороге стоял Юрий Митрофанович.
— О, простите, я помешал? — спросил он насмешливо.
— Нет-нет, Юрий Митрофанович, заходите.
— Я просто по дороге с пляжа решил узнать, как тут наша
больная.
— Спасибо, уже лучше, вот Андрей мне принес завтрак, я
все на свете проспала.
— Очень рад! Ты сегодня полежи и, главное, не лезь на
солнце. Спи побольше, обед закажи в номер — и будешь завтра как новая. Ну, я
вижу, тебе нескучно. Кстати, тут есть русское телевидение. Ну что ж, я пойду.
Не буду мешать.
— Я тоже пойду, пусть Броня поспит. Если что-то
понадобится, звони мне. Пока!
И они ушли. А я вдруг ощутила жуткую усталость и слабость. Я
ведь вчера не притворялась, мне действительно было очень плохо, а с утра
столько эмоций. Я заснула и проснулась, когда солнце уже заходило. И то
проснулась от стука в дверь.
— Буська, ты там жива?
Венька был бледный, измученный, весь какой-то перевернутый.
— Господи, что случилось?
— Расскажу. Ты как?
— Почти весь день сплю.
— Ела что-нибудь?
— Завтрак мне Андрей принес. А обед я проспала. Но есть
не хочу. Ну что там?
— О, там.., хрен знает что! Понимаешь, Сонька эта..,
шалава та еще, похоже, пробы негде ставить. Ребенком интересуется очень мало,
постольку-поскольку, но хуже всего то, что она, как подозревает Рахиль,
наркоманка.
— Подозревает или уверена?
— Мне сказала, что подозревает. Но ее родители в
воспитании мальчика участия не принимают, ну только деньгами, да и то… У Рахили
Бенчик — весь свет в окошке…
— Вень, ты погоди, эта Рахиль такая врунья…
— С чего ты взяла?
— Мне она рассказывала о прекрасной, крепкой еврейской
семье, а тебе о каком-то семействе монстров… Да и про Соню твою говорила, что
она учится, что она талантливый архитектор, а теперь, выходит, что она шалава и
наркоманка. Где правда-то?
— Тебе она рассказала то, что ей хотелось бы иметь… Она
чувствовала, что если придет и вывалит мне на голову кучу проблем, то я… Ну
сама понимаешь. Ее приход к тебе был жестом отчаяния.
— Ну допустим. А как она вообще узнала обо мне?
— Она дружна с тещей Оскара. И это Оскар посоветовал ей
обратиться сначала к тебе. Старуха мне все откровенно рассказала. Она плакала,
говорила, что безумно боится за Венчика. Если с ней что-то случится…
— Но чего она хочет от тебя?
— Чтобы я признал его. Я, конечно, признаю, даже и
говорить нечего. И помогать буду по мере возможности. Ну и вообще…
— А спасать заблудшую внучку она тебя не просила?
— Нет, представь себе. Ее в этой жизни сейчас волнует
только Бенчик. Кстати, она мне понравилась. Хорошая старуха. Мы как-то очень
легко нашли с ней общий язык, я даже не ожидал. А видела бы ты, как Бенчик
обрадовался ей. Еще она хочет, чтобы я на всякий случай оформил для Венчика
российское гражданство. Не знаю, получится ли, но я попытаюсь. Когда я уходил,
он ревел. Кошмар какой-то!
