— Может, и пошло, но приятно.
— Слушай, ты умница! Сейчас же позвоню маме. —
Алло, мама? Да ничего, все нормально, мамочка. Скажи мне пожалуйста, какой у
тебя размер пальца? Что значит — какого пальца? Ну я хочу купить тебе кольцо.
Как это — зачем? Мне хочется. У тебя же юбилей скоро. Понял. Да. Нет, что
ты, — засмеялся он, — совсем другое. Хорошо. Целую.., — Размер
восемнадцатый. И ни в коем случае не красный камень. Вот! Да, еще тебе привет
от мамы.
— Не выдумывай, ты обо мне ни словом не обмолвился.
— О, ты не знаешь мою маму! Она, когда я сказал про
кольцо, спросила: «Ты, часом, не влюбился? Она там с тобой? Передай ей привет».
Меня как будто ударили.
— Ты хочешь сказать, что влюбился в меня?
— А ты еще не поняла?
— Андрей!
— Что — Андрей? Ты разве можешь сказать, что вполне
равнодушна ко мне? — спросил он тихо.
— Я не знаю…
— Посмотри мне в глаза!
Я понимала, что не стоит этого делать, но помимо воли
подняла на него взгляд.
Он смотрел на меня без улыбки, серьезно и грустно.
— Ну вот видишь…, — без всякого торжества
констатировал он. — Только ничего в этом нет хорошего. Ладно, замнем пока.
Знаешь, мне тут ничего не нравится. Смотри, вот там еще одна лавка.
Да, весьма своеобразное объяснение в любви. Неужели Лариса
не соврала? Потому что, по моей, вероятно, очень примитивной логике, тут должен
был воспоследовать как минимум поцелуй, хотя бы в щечку или нежное пожатие
руки… Но нет. Господи, неужели действительно? Ужас какой. Жалко его до безумия.
И себя тоже…
— Вот посмотри! — воскликнула я у третьей по счету
витрины. Там лежало очень красивое и очень современное кольцо из матового
золота с аквамарином. — По-моему, красиво. И вероятно, не слишком дорого.
— Да, красивое кольцо и необычное… Давай купим его, и
дело с концом.
Мы вошли и купили кольцо.
— Ну вот, дело сделано. Пойдем посидим
где-нибудь? — предложил Андрей. — Я что-то проголодался. А ты?
— И я.
— Куда ты хочешь?
— Мне все равно.
— Тогда пойдем куда глаза глядят. Увидим что-то
привлекательное, там и приземлимся. Давай?
— Давай, — согласилась я.
Мы и вправду побрели по каким-то улицам, где росли
удивительные деревья, усыпанные бледно-лиловыми цветами. Старинные дома,
вероятно, начала двадцатого века. Шумные, оживленные люди, и солнце, так много
солнца, что все кругом должны, наверное, чувствовать себя счастливыми… Гормон
счастья. Вовик Златопольский говорил даже, как он называется, этот гормон, но я
не помнила.
— Знаешь, я сегодня отказалась от очень выгодного
предложения.
— Да? От какого?
Я рассказала ему в общих чертах о встрече с Джонни
Ципельзоном.
— Ну и почему ты отказалась?
— Потому что он хотел еще спать со мной.
Он как-то хрипло рассмеялся:
— Губа не дура!
— Но не только поэтому. Просто я не чувствую, что это
мое… Знаешь, у меня есть один приятель, он был вполне успешным программистом, а
в один прекрасный день бросил все и начал писать песни. Хорошие, кстати. И
однажды он мне сказал: «Знаешь, я, когда занялся песнями, почувствовал, что
живу наконец своей жизнью, а не чужой». Ты понимаешь, я такого не чувствую. Я
просто ввязалась в эту авантюру.., вовремя ввязалась — и страшно рада, что
поехала, и вообще… Но я не готова посвятить этому всю жизнь, тем более у меня
Полина…
— И что, ты сможешь вот так вернуться к прежней жизни?
— Смогу! Мне в ней было спокойно. Я точно знаю, что я
высококлассный переводчик, что я там на своем месте.
— Странно.
— А что ж тут странного?
Теперь мы шли по тенистому бульвару.
— Смотри, вон, по-моему, симпатичное заведение! —
сказал вдруг он. — Заглянем?
Мы заглянули. Нам понравилось.
— Андрей, ты сказал, что это странно. Почему? —
вернулась я к волновавшему меня разговору.
— А ты понравилась бы моей маме, — сказал он
невпопад, словно не слышал моего вопроса. Но звучало это совершенно безнадежно.
— Ты думаешь?
— Да. Лариса ей не нравится. Совсем. Категорически.
Естественно, подумала я. Если его мама такая чуткая женщина,
она наверняка догадывается, что у сына ветвистые рога.
— Какая у тебя ямочка на подбородке… Так и хочется
поцеловать.
— Так поцелуй, в чем проблема? — тихо сказала я.
Кроме нас в ресторанчике была только одна пара, и она не обращала на нас ни
малейшего внимания.
Он вздрогнул. Протянул руку и погладил меня по щеке. Меня
бросило в дрожь. А он сказал:
— Знаешь, я не хочу пошлого адюльтера на гастролях.
Неужто Ларка сказала правду?
— Тут солнце, море, нас тянет друг к другу… Давай
отложим до Москвы.
— Ну что ж… — вдруг охрипла я. — До Москвы так до
Москвы.
Мне все было понятно. Она сказала правду. Его все-таки тянет
ко мне, и сильно, но обнаружить передо мной свою несостоятельность не хочется.
А в Москве… В Москве так легко затеряться. У него своя жизнь. Напряженная,
занятая, там все это забудется, как и не было. Там легко остаться друзьями или
вовсе не видеться. Боже, какая злобная насмешка судьбы… И как его жалко, просто
до слез. Но хорошо, что я это знаю. Я не совершу множества бестактностей и
оплошек, которые могла бы совершить по неведению.
— Андрей, расскажи про своего сына, — сменила я
тему. Он взглянул на меня с благодарностью. Бедолага. Но тут зазвонил мой
мобильник.
— Буська, где ты? Я погиб! — В голосе слышалось
подлинное отчаяние.
— Что? Что случилось?
— Мне подбросили ребенка!
— Какого ребенка? Что ты говоришь?
— Бусечка, возвращайся скорее, я пропаду! Он ходит на
голове!
— Венька, прекрати истерику и объясни, в чем дело!
— Это долго! Пожалуйста, возвращайся! Сейчас он терзает
Татьяну Ильиничну, но она долго не выдержит… Только ты можешь меня спасти!
— Ты про кого говоришь, про Венчика?
— Ну да, про кого же еще!
— Откуда я знаю, может, у тебя тут целый выводок.
— О боже!
— Ладно, буду через сорок минут.
— Что там такое? — заинтересовался Андрей.
Я ввела его в курс дела.
