Оба моих спутника встревоженно посмотрели на меня.
— Что такое, Уотсон? — участливо произнёс Холмс.
Я посмотрел на него в упор:
— Это бубонная чума.
— Что? — воскликнул Лестрейд. — Так что… что это такое…
— Заразное бактериальное заболевание, которое принято считать побеждённым, характеризующееся появлением на коже бубонов — воспалённых нарывов, — ответил я, почти дословно цитируя учебник, который штудировал в юные годы.
— Она свирепствовала в Лондоне в тысяча шестьсот шестьдесят пятом году, погубив почти всех жителей. Прекратил эпидемию лишь Великий пожар, разразившийся на следующий год, — добавил Холмс.
Лестрейд уставился на обезображенный труп с ещё большим ужасом и повторил единственное слово, которое ножом врезалось ему в мозг:
— Заразное, — произнёс он. — Вы говорите, оно заразное?
Я мрачно кивнул:
— Да. В меньшей степени здесь, в холодном помещении, но даже и тут опасно длительное время находиться рядом с трупом.
Лестрейд поперхнулся и шагнул назад.
— Вы уверены? — спросил он. Вся краска схлынула с его лица.
Я кивнул:
— Совершенно уверен. Труп необходимо сжечь. Причём немедленно, прежде чем инфекция начнёт распространяться. А если это произойдёт, болезнь уже будет не остановить. Она подобна пожару в австралийском буше: против неё нет средств. Уничтожает всё на своём пути.
Инспектор старательно закивал:
— Поверю вам на слово, доктор. Вы меня убедили. Распоряжусь, чтобы это проделали немедленно. Идёмте, джентльмены, давайте покинем это помещение. У меня и так мурашки бегут по коже.
Через пятнадцать минут мы вновь сидели у Лестрейда в кабинете и пили крепкий горячий чай. Инспектор успел распорядиться, чтобы труп уничтожили, и приказал всем, кто будет этим заниматься, завязать рты и носы платками, а также надеть перчатки. И вот он сидел напротив нас, нервно позвякивая чайной ложкой, бледный как полотно.
— Чума… — проговорил он с недоверием, скорее самому себе, чем нам с Холмсом.
— Откуда, Господи прости, она могла взяться? И кому пришло в голову убивать человека, которого уже почти прикончила болезнь? — недоумевал я.
— Вы это о чём? — не понял Лестрейд.
— У него перерезано, горло, — проговорил Холмс. — Его убили. По всем признакам, труп пролежал в воде недолго, значит, убийство совершено недавно. Кровь на горле едва успела запечься. Скорее всего, убийство произошло прошлой ночью, причём этот несчастный уже был безнадёжно болен. То есть в любом случае стоял на пороге смерти — зачем же было его убивать? Какой тут возможен мотив?
— Избавить его от страданий, — предположил я.
— Не исключено. Но это предполагает, что о нём хотели позаботиться. Зачем же потом бросили труп в воду? Если горло перерезали для того, чтобы положить конец мучениям, почему было не закопать тело? А вместо этого его бросили в Темзу, где труп в любом случае рано или поздно обнаружили бы.
— Возможно, убийца был в состоянии аффекта и не мог мыслить рационально, — сказал я.
Холмс кивнул:
— Возможно, вы и правы, Уотсон.
Я улыбнулся про себя. Когда Холмс с такой лёгкостью соглашался с моими предположениями, это всегда значило, что у него есть собственное, иное объяснение.
— Меня заботит другое, джентльмены, — вступил в разговор Лестрейд. — Закончена на этом история или нет? Одно нераскрытое убийство для Лондона пустяк. Возвращение чумы — другое дело. А что, если убийца одновременно и переносчик заболевания? Как мне надлежит поступить?
Холмс удручённо покачал головой.
— Боюсь, мой совет не вернёт вам душевного спокойствия. В настоящий момент вы ничего не можете сделать. У нас в руках ни улик, ни нитей, так что придётся набраться терпения и ждать развития событий.
Лестрейд взъерошил волосы.
— Я… ощущаю свою полную беспомощность.
Холмс встал и жестом предложил мне последовать его примеру.
— Когда появятся новые факты — а они, скорее всего, появятся, — немедленно сообщите. Я в тот же миг брошу любое своё расследование и поспешу вам на помощь.
На измотанном лице инспектора засветилась грустная улыбка.
— Благодарю вас, мистер Холмс. Хоть какое-то утешение.
Мы оставили инспектора одного в его мрачном кабинете — он в оцепенении уставился на бумаги, которыми был завален стол, да так и застыл. Я почувствовал облегчение, когда мы вышли из здания, подавляющего всей своей атмосферой, и вновь оказались на свежем воздухе, оставив позади жуткое зловоние смерти, которое всё ещё будто бы преследовало нас. В привычной суете и толкотне Лондона, среди цоканья копыт и назойливых криков торговцев, тягостные мысли, порождённые гниющим трупом, постепенно растаяли. Похмелье моё как рукой сняло.
— Давайте-ка пройдёмся вдоль реки. Мне нужно подумать, — негромко предложил Холмс.
Мы перешли через дорогу к набережной Виктории и некоторое время шагали по ней в молчании. Я ощущал, как рядом катит свинцовые воды Темза, неся на своих плечах большие и малые суда — некоторые из них отплывают в заморские страны, другие везут в наши порты самые невероятные грузы. А может, не просто невероятные, но и смертоносные. Я содрогнулся от этой мысли.
Холмс шагал со мной рядом, низко наклонив голову и нахмурив лоб, погруженный в размышления. В воздухе чувствовалось изначальное дыхание осени, первые жертвы ночных холодов уже падали с деревьев, озорной ветерок сбивал их в небольшие кучки. Время от времени Холмс рассеянно взмахивал тростью, создавая у своих ног завихрение из жёлтых и бурых листьев. Через некоторое время мы остановились и облокотились на парапет набережной.
— Очень тёмное дело, — проговорил наконец мой друг. — Если мы не отыщем источник этого страшного заболевания, городу будет грозить страшная опасность.
— Я, как врач, прекрасно сознаю последствия вспышки бубонной чумы, — ответил я без обиняков.
— Ну, разумеется, друг мой. Простите, если мои слова прозвучали высокомерно и чересчур театрально. Это были лишь мысли вслух. Необходимо что-то предпринять.
— Согласен, но что? Вы же сами сказали Лестрейду, пока у нас ни улик, ни нитей. Придётся подождать пока не появится что-либо осязаемое.
Холмс обречённо вздохнул, повернулся спиной к реке и прислонился к парапету, закинув трость за плечо.
— С нашим приятелем Лестрейдом я был не до конца откровенен. Одна тоненькая ниточка у нас есть.
— Что?
— Ну, она действительно очень тоненькая, так что я хотел сначала размотать её, а потом уже подключать к делу официальную полицию. Возможно, нить просто оборвётся, но не исключено, что она приведёт нас к истине. В любом случае тут необходим хладнокровный и продуманный подход. Лестрейд — человек энергичный, но никогда не отличался умением действовать хладнокровно и продуманно.
