Маркиз уверенно двинулся к нужному ангару.
Теперь он хорошо знал дорогу, вчерашней ночью у него была
генеральная репетиция.
Дверь ангара запиралась на самый примитивный допотопный
замок, и сигнализация на ней стояла — проще некуда. Маркиз справился в
считанные минуты и проскользнул в огромное помещение. Снова, как накануне,
перед ним тянулись бесконечные ряды ящиков и коробок, только сегодня у него
была совершенно другая цель.
Леня свернул в проход между штабелями и зашагал,
приглядываясь к нанесенным на ящики цифрам.
Вот и нужная ему секция. Громоздкие ящики с четкой
маркировкой — «Россия. Санкт-Петербург. Фирма Орион»".
Леня остановился, сбросил на пол сумку с инструментами…
И тут же в спину ему ткнулось что-то холодное,
металлическое.
— Только пикни, крыса, почку отстрелю! — выдохнул
ему кто-то прямо в ухо.
Маркиз перевел дыхание.
Кажется, его план сработал.
Не делая резких движений, он медленно, осторожно поднял руки
и вполголоса проговорил:
— Это не я крыса. Мне нужно поговорить с Дедом. Я знаю,
кто крысятничает, и приведу вас к нему.
— Приведешь, приведешь! — прошипели ему в
ухо. — Непременно приведешь! — И тут же резкий, сокрушительный удар
обрушился на его почки.
Боль была такая, что несколько секунд Маркиз не мог дышать,
а по лицу заструились ручейки холодного пота.
Справившись с дыханием, он повторил:
— Мне нужно поговорить с Дедом. С Толей Хабуловым. Я
расскажу ему что-то очень важное. Но только ему.
— Расскажешь, расскажешь! — Голос за спиной еще
больше наполнился ненавистью. — Кому надо, тому и расскажешь!
«Неужели я ошибся? — подумал Леня. — Неужели это
не те люди?»
Больше ничего подумать он не успел. На этот раз удар
обрушился на шею, и Маркиз потерял сознание.
Вокруг была темнота, темнота и боль.
В этой темноте не было никакого просвета, и Леня подумал,
что он уже мертв. Точнее, это подумал не Леня, потому что у сгустка боли, в
который он превратился, не было имени. Но потом он понял, что если есть боль —
то это еще не смерть. «Если я чувствую боль — значит, я существую…» Кто из
великих это сказал?
Хотя там, кажется, было не так, но так — правильнее,
честнее…
Напряжение, потребовавшееся для этой мысли, немного
отрезвило его, помогло собрать воедино расползающиеся части своего сознания.
Леня вспомнил, кто он такой, вспомнил, что делал перед тем, как провалился в
эту темноту, в темноту и боль, и испугался. Если он давно лежит без сознания —
что сталось с Лолой? Ведь похититель давал ему только три часа…
От этой мысли Леня застонал.
— Кажется, очухался, — произнес совсем рядом
незнакомый голос, резкий и раздражающий, как звук скрипнувшего по стеклу
лезвия.
Леня снова застонал и открыл глаза.
Он лежал на металлическом полу. Пол слегка покачивался, и
Маркиз понял, что его везут куда-то в закрытом микроавтобусе. Возле своего лица
он увидел тяжелые ботинки на толстой ребристой подошве. Затем он увидел
склонившееся к нему лицо — бледное, бескровное, с выступающими скулами и слегка
скошенными к вискам серыми глазами.
— Ты Дед… — догадался Леня и произнес эту догадку
вслух, превозмогая мучительную боль в голове и во всех остальных частях своего
с трудом оживающего тела.
— Допустим, — проговорил бледный человек. —
Ты хотел со мной поговорить?
— Да, — прохрипел Леня, — только твой парень
погорячился, и мне худо.
— А чего ты, интересно, хотел? — бледное лицо
скривилось, наверное, это должно было изображать улыбку. — Когда ловят
крыс, их травят. Травят или бьют ногами.
— Я не крыса, — прохрипел полуживой
пленник, — помоги мне сесть.
— Если ты не крыса, — бледное лицо склонилось еще
ближе, — то что ты делал в ангаре?
Однако сильные руки подняли Маркиза с пола и усадили на
жесткое сиденье.
Они действительно ехали куда-то в закрытом маленьком
автобусе. На скамейках, расположенных вдоль бортов, сидело кроме них с Дедом
еще четверо бойцов.
Леня попытался повернуть голову и невольно застонал — шею
пронзила такая боль, как будто в нее забили раскаленный гвоздь.
Бледное лицо Деда снова скривилось — он улыбался. Его
сильные руки схватили Маркиза за шею, жесткие пальцы пробежали по позвонкам, и
боль мгновенно отступила, как отступает темнота под лучом мощного прожектора.
Дед отстегнул от ремня плоскую металлическую фляжку и поднес
ее к Лениным губам.
— Пей! — приказал он таким тоном, каким
приказывают собаке «фас» или командуют отделению автоматчиков «огонь».
Леня послушно выпил, и ему показалось, что в горло
выплеснулся жидкий огонь. Но потом этот огонь ударил в желудок и растекся по
сосудам, а во рту остался аромат степных, трав.
— Что ты делал на складе? — повторил Дед, отбирая фляжку.
— Я знаю, кто у вас крысятничает, — ответил
Маркиз, — мне нужно было как-то с вами связаться, а в «Орион» идти ни в
коем случае нельзя… Там — крысы.
— Что-то уж больно много ты знаешь! — неприязненно
проговорил Дед. — Уж больно много!
— Дед, не слушай его, он крыса! — вмешался в
разговор коренастый краснощекий парень, и Леня шестым чувством понял, что
именно этот боец дышал ему в ухо на складе, бил его по почкам и по шее.
— А ты вообще помалкивай, — огрызнулся Дед, —
когда я захочу тебя послушать, я сам скажу.
— Ты тоже пока помолчи, — повернул он бледное лицо
к Маркизу, — доедем до места, там все выложишь.
— Мне нужно поговорить с Борисом Антоновичем, —
ответил Леня.
И тогда Дед расхохотался.
Микроавтобус резко свернул и затормозил.
Водитель, невидимый за металлической перегородкой,
отделявшей кабину от салона, посигналил, послышался скрип поднимающихся ворот,
автобус въехал внутрь и остановился на этот раз окончательно.
Бойцы вышли один за другим, Дед железными пальцами схватил
Маркиза за плечо, придержав его, и вышел вместе с ним самым последним.
Они оказались в просторном гараже, освещенном яркими
люминесцентными лампами.
В гараже, кроме их невзрачного микроавтобуса, стояло десятка
полтора машин — несколько черных лаковых «мерседесов», несколько джипов,
несколько машин попроще. Бойцы плотной группой направились к лифту, Маркиз
двинулся было следом, но Дед снова придержал его за плечо и подтолкнул в другую
сторону — к невзрачной металлической двери в углу гаража.
