— Почему с них? — уперлась Лола, она как будто
задалась целью вывести сегодня напарника из себя. — Вот еще тут написано:
«Блудный попугай».
— Это не кафе, это пивная, — ответил Леня. —
Не думаю, чтобы молодая женщина назначала кому-то свидание, хоть и деловое, в
пивной.
— Все равно надо проверить!
— Разумеется, дорогая. — Леня решил не спорить по
пустякам.
* * *
Действительно, над входом в кафе «Неразлучники» яркими
разноцветными огнями переливалась огромная вывеска, изображавшая двух
очаровательных попугайчиков.
Леня толкнул дверь, и навстречу вошедшим бросился метрдотель
— мужчина средних лет с кружевными манжетами, выглядывающими из рукавов розового
пиджака и абсолютно женскими замашками. В его внешности безусловно было что-то
от волнистого попугайчика.
— Проходите, мои дорогие! — заворковал он,
стряхивая с Лениного плеча несуществующую пылинку. — Проходите и
чувствуйте себя как дома! Нет, гораздо лучше, чем дома, потому что только у
нас, в «Неразлучниках», вы ощутите атмосферу вечного праздника, праздника для
двоих!
Столики в заведении были исключительно на двоих, и все
полутемное помещение заполняли романтические парочки. Парочки были самого
разного возраста — в дальнем от эстрады углу сидели двое милых миниатюрных
старичков самого благообразного вида, за соседним столиком — пара «второй
молодости», то есть прилично за сорок, причем по тому, как мужчина смотрел на
женщину, сразу становилось ясно, что это не муж и жена; возле самой эстрады
представительный, вальяжный мужчина лет пятидесяти профессорского вида охмурял
восемнадцатилетнюю провинциальную барышню, в глазах которой нет-нет и
проскакивали чертики.
Взглянув на эту пару, Лола чуть заметно толкнула Леню
локтем: она вспомнила времена, когда сама играла роль наивной провинциалки,
чтобы в более удобной обстановке ознакомиться с кошельком какого-нибудь
стареющего донжуана, и сейчас с первого взгляда узнала в «провинциалке»
коллегу.
За одним из столиков, вполне в духе времени, шушукалась
парочка молодых мужчин с такими же жеманными манерами, как у метрдотеля — в
общем, в этом заведении никому не отказывали в гостеприимстве.
Не было здесь, пожалуй, только молодежи — для нее здесь было
несколько дороговато, кроме того, новое поколение предпочитает более шумную и
веселую обстановку.
Под потолком кафе в большом количестве висели клетки с
живыми попугаями-неразлучниками, давшими заведению название. Попугайчики
щебетали в точности так же, как посетители кафе.
Метрдотель усадил Лолу и Маркиза за уютный столик недалеко
от эстрады, на которой жеманный певец тонким голосом выводил:
«Ваши пальцы пахнут ладаном…»
На месте метрдотеля мгновенно появился удивительно похожий
на него официант, который положил перед посетителями глянцевую книжку меню и
прощебетал совершенно как попугайчик:
— Позвольте предложить аперитив. У нас есть
замечательные коктейли: «нежный поцелуй перед сном», «робкая утренняя ласка»,
«вспышка страсти», «жаркое объятие»…
— А просто виски с содовой у вас есть? —
поинтересовался Леня, которого начал раздражать назойливый служитель.
— «Жаркое объятие» — это и есть виски с содовой! —
радостно сообщил «попугайчик».
— Вот это мне, — кивнул Леня и положил на стол
фотографию Алисы Семицветовой, — скажите, друг мой, а эта девушка никогда
не посещала ваше миленькое местечко?
Официанта как подменили. Он выпрямился, на щеках выступили
красные пятна, а в голосе зазвучали истеричные нотки:
— У нас каждый посетитель может рассчитывать на
конфиденциальность! Мы не болтаем о наших гостях! Если мы будем рассказывать,
кто посещает наше кафе, распадется столько семей и разразится столько
скандалов, что шум докатится до Москвы!
Отступив на шаг от стола, поборник крепкой семьи театральным
жестом указал на фотографию Алисы и закончил:
— Я не буду даже смотреть на вашу знакомую!
— Дорогой, — Леня откинулся на спинку стула и
посмотрел на служителя с затаенной нежностью, — дорогой мой, я вовсе не
покушаюсь на репутацию вашего заведения.
Я глубоко уважаю ваши чувства. Они безусловно делают вам
честь. Я знаю, что репутация — это святое, но и вы поймите меня: моя сестра,
моя родная младшая сестренка ушла из дома три дня назад и не вернулась, и
теперь я безуспешно ищу ее по всему городу! А вы не хотите даже посмотреть на
ее снимок!
Официант заколебался. Его лицо выражало мучительные
сомнения.
Чтобы подтолкнуть его в нужном направлении и усилить
достигнутый эффект, Леня прикрыл рукой глаза, понизил голос и проговорил, с
трудом сдерживая рвущиеся из груди рыдания:
— Моя сестренка.., моя маленькая девочка… Я был ей
вместо отца и вместо матери…
Наши родители умерли, когда ей было всего пять лет…
— Маленькая девочка? — переспросил
«попугайчик». — Но мы не пускаем маленьких детей!
— Это только для меня она была маленькой
девочкой! — простонал Маркиз. — А так она — вполне взрослая девица…
Поэтому мне и не помогли в милиции Они сказали: «Ваша сестра — взрослый,
совершеннолетний человек и может делать все, что хочет. Может быть, она
встретила мужчину и живет теперь у него или вообще уехала в другой город…»
Словно подслушав его, певец на эстраде с большим чувством
запел.
«Вы девочка, вы маленькая девочка..»
— Может быть, она действительно встретила
мужчину? — робко предположил официант.
— Ну вот, и вы туда же! — Леня закрыл лицо руками
и затрясся в глухих безутешных рыданиях, сквозь которые с большим трудом можно
было расслышать слова:
— Я знаю свою маленькую сестренку! Она не могла так
поступить, не могла исчезнуть, ничего не сказав своему любимому брату! Нет, я
чувствую сердцем — с ней случилось что-то ужасное!
С ней случилось ужасное, а вы даже не хотите взглянуть на
фотографию!
В то же время, не прекращая рыдать, Леня сделал левой рукой
неуловимое движение, и рядом с женской фотографией на столе возникла новенькая
зеленоватая бумажка с портретом американского президента.
— Ладно, — официант махнул рукой, чем хотел
показать, что ради ближнего поступается своими незыблемыми принципами, —
ладно, что же я, не зверь… Так и быть, я посмотрю на фотографию вашей
сестренки…
Он взял снимок со стола и поднес его к глазам. При этом
зеленая бумажка каким-то удивительным способом оказалась в его кармане.
Впрочем, это как бы не имело отношения к принятому им решению.
