Думать так было совсем грустно, и Горовец вернулась мыслями к Светлане Леонидовне. В грозной заместительнице директора, которой вся фирма дружно опасалась, девушка чутко уловила некую слабину: хоть и умная, и деловая, и красивая женщина, а сражаться за свое счастье, как Лиза, насмерть, не сумеет. Жаль, что не Светлана жена Славки. В борьбе с ней Настя почувствовала бы себя гораздо увереннее, чем сейчас.
Сидеть на лавочке надоело, и Горовец всерьез подумала, не бросить ли неумное занятие. Что ей та Лиза? В конце концов, у нее впереди вся жизнь, и на Славке свет клином не сошелся. Подумаешь, сын директора! Да при ее, Настиной, красоте таких сыновей еще десяток у нее будет. До сих пор, правда, не было, но ей всего-то двадцать с небольшим…
Додумать Анастасия не успела, потому что с запозданием поняла: вон та стройная невысокая женщина в светлой куртке-ветровке, неспешно удаляющаяся по направлению к шумной улице, и есть Лиза. Номера Славкиной квартиры Настя не помнила, поэтому подъезд вычислить не смогла, и чуть было не прозевала свою соперницу. Девушка вскочила с лавочки, не зная, броситься ли к припаркованной на соседней улице машине, которую выпросила у матери утром, или идти за Лизой пешком.
А Славкина жена, похоже, никуда не торопилась. Настя так же неторопливо направилась вслед за ней.
Лиза вошла в ближайший супермаркет, минут через пятнадцать вышла с объемным целлофановым пакетом и, не оглядываясь, направилась домой.
Горовец, проводив жену любовника почти до подъезда, опять уселась на лавочку. И отчего-то окончательно поняла, что проиграла. Пора было уходить. Нужно строить новую жизнь. И, скорее всего, искать другую работу – не в Бибиреве же прозябать всю оставшуюся жизнь. Но вставать с лавочки не хотелось, и Настя продолжала сидеть как последняя дура.
* * *
Мила протирала старинный деревянный ларчик и, как обычно, ругалась про себя, потому что стереть пыль с резных изгибов было трудно. Пожалуй, лучше убрать шкатулку в шкаф, решила Мила. Конечно, смотрится она на открытой полке хорошо, но следить за ней – замучаешься.
В ларце хранились семейные драгоценности Тишинских. Украшения были так себе. Собственно, какие еще могли быть в обычной советской семье? Кольцо с изумрудом и маленькими бриллиантиками Мила ни разу не надела, потому что у нее было похожее, только гораздо красивее и дороже. Лежали тут еще два золотых колечка, совсем простеньких, цепочки, серьги. В общем, советский ширпотреб. Замечательным был только серебряный браслет с янтарем, и Мила любовалась им каждый раз, когда открывала шкатулку. Хотя браслет не слишком подходил к джинсам и мокасинам, в которых Мила гуляла и ходила по магазинам, она решила сегодня надеть его. И сразу выглянула в окно. В который раз! Она все утро посматривала вниз, злясь на себя за это и не зная, чего хочет больше: увидеть Романа или убедиться, что тот больше не появится.
Во дворе Романа не было.
Мила накинула курточку, заперла квартиру и, не дожидаясь лифта, пошла по лестнице. В дверях подъезда столкнулась с пожилой соседкой. Женщина с нелепым именем Виолетта жила здесь бог знает сколько лет и помнила Костю еще ребенком. Сейчас старушка возвращалась с прогулки, ведя на поводке небольшую черную собачку. Собачка была забавная, веселая и очень породистая, только Мила все никак не могла запомнить мудреное название породы.
– Здравствуйте, Виолетта Максимовна, – пропустила ее Мила. – Нагулялись?
– Я-то нагулялась, – засмеялась соседка и кивнула на собачку, – а ему бы хоть целый день гулять. На улице хорошо очень, прямо уходить не хочется.
Мила наклонилась и погладила песика по голове.
– У Тишинских этот браслет считался несчастливым, – неожиданно произнесла старушка, глядя на украшение, высунувшееся из рукава Милиной куртки. И тут же добавила: – Впрочем, глупость, конечно.
– Почему несчастливым? – удивилась Мила. – Костя мне ничего не говорил.
– Да так, ерунда, – отмахнулась соседка, – сама не знаю, с чего мне вдруг вспомнилось.
– Нет уж, Виолетта Максимовна, – улыбнулась Мила, – раз обмолвились, говорите до конца. А то умру от любопытства, и моя смерть будет на вашей совести.
– Да я точно не помню. Елена Сергеевна, мама Кости, рассказывала, что какая-то ее бабка получила браслет в подарок от молодого мужа, а того на следующий день призвали на фронт, и больше она его не видела. Потом вроде еще какая-то родственница поносила браслет, и тоже с ней что-то плохое случилось. Ой, не верь, Милочка. Нравится тебе, вот и носи.
– Нравится, – подтвердила Мила, покрутив вытянутой рукой. – Очень красивая вещица, правда?
– Очень. И зачем я про несчастья ляпнула, сама не пойму. Ты меня не слушай!
– Я не суеверная.
– Ну и правильно. От судьбы все равно не уйдешь, хоть носи браслет, хоть не носи. Лена вон не носила, а Сереженьку все равно убили. Сережа – это Костин брат.
– Я знаю.
– Он погиб в армии. – Соседка тяжело вздохнула. – Хороший мальчик был. Вообще хорошая семья была.
Мила улыбнулась соседке и попрощалась. Медленно дошла до метро, затем двинулась в сторону парка. Не успела сделать десятка шагов, как перед ней появился Роман, и она обрадовалась так, что не смогла сдержаться – улыбнулась. Но тут же тревожно подумала, что все это очень плохо кончится.
А еще ей вдруг захотелось немедленно стянуть браслет с запястья. Но это выглядело бы глупо, поэтому Мила просто подтянула его другой рукой повыше, чтобы не торчал из рукава. И, не глядя на мужчину, попросила:
– Роман, не приезжайте больше, пожалуйста. Ни к чему это. Ни мне, ни вам.
Воронин вздохнул, сам зная, что приезжать нельзя. И что глупо выглядит, тоже знал. Да что там глупо – настоящим идиотом. Но все равно возвращался – потому что очень хотел ее видеть. И еще потому, что Мила больше не казалась ему счастливой и довольной жизнью, какой представилась в момент первой встречи. Полковник почему-то считал своим долгом понять, что же с ней происходит. И защитить ее, если понадобится.
– Я сделаю, как вы скажете, – пообещал Роман. Хотелось сказать, что он готов всю оставшуюся жизнь делать все так, чтобы ей было хорошо, но слова застряли где-то в горле. – Мила, мне кажется, вас что-то беспокоит. Я прав?
– Да, – согласилась она, не глядя на него.
– Расскажите, что именно. Мы вместе подумаем и решим, как быть. Одна голова хорошо, а две лучше.
– Нет, – вздохнула Мила. – Извините, но я не стану ничего рассказывать. Давайте лучше возьмем булочку и уток покормим.
Они как раз поравнялись с прилавком, от которого восхитительно пахло сдобой, и Воронин купил две сдобы. Булочки были мягкими и теплыми, и одну по дороге к пруду Роман и Мила как-то незаметно съели сами.
«До сих пор никто никогда не замечал, что я чем-то обеспокоена», – с грустью отметила про себя Мила.
Игорек был полностью поглощен собственными беспокойствами, а Костя… А Костя никогда всерьез ею не интересовался. Это она отчетливо поняла. Зачем Тишинский вообще на ней женился? Почему ей казалось, что муж очень ее любит? Ведь любви без взаимного интереса друг к другу не бывает, а интереса-то как раз и не было в их отношениях. Что она знает о своем муже? Да ничего! Даже не знает, способен ли тот на убийство.
