— Вы ошибаетесь… — тихо возразил Василий.
— Я понимаю, вам трудно поверить, ведь вы — ее сын… а
насчет того, что ей семьдесят лет, так и старше убийцы бывают!
Со стороны кухни снова донесся странный звук.
— Нет, определенно вам нужно кошку завести! —
оживился милиционер. — Хотите, я могу принести котенка? У нас в отделении
как раз на той неделе кошка окотилась. Хорошая кошка, мышей здорово ловит, так
что с наследственностью у котенка будет полный порядок.
— Нет, спасибо, — Василий вздрогнул, — у меня
на кошачью шерсть аллергия.
— Ну ладно, это лирика, — милиционер уставился на
Васю, — так где же Нина Арнольдовна находится в настоящее время?
Василий и Люся посмотрели на милиционера честными глазами и
хором заявили:
— Не знаем!
— Как это? — удивился капитан. — Вы не
знаете, где находится ваша семидесятилетняя мать?
— Но вы же знаете, какая она самостоятельная, —
зачастил Василий, — все время куда-то ходит, ничего мне не говорит…
— Да уж, действительно, очень самостоятельная
женщина, — согласился милиционер, — таких поискать…
— А сегодня с утра она уехала к какой-то
подруге, — вдохновенно врал Вася, — и оставила мне записку, что
приедет только завтра, чтобы я не искал ее и не волновался…
— Адрес подруги сообщила?
— Нет! — Вася помотал головой.
— Записку! — Капитан протянул руку.
— Что — записку?
— Записку передайте следствию.
— Я ее уничтожил… сжег.
— Плохо, — милиционер нахмурился, — вы всегда
так поступаете? Всегда сжигаете важные улики?
— Я не знал, — Василий покаянно склонил
голову, — не знал, что это важная улика. Следующий раз не сожгу.
— Следующего раза может не быть! — капитан
Несгибайло поднялся со стула. — Боюсь, что сегодня или завтра мы найдем
еще один труп частного детектива…
— Не найдете! — хором воскликнули Люся и Вася.
— Откуда такая уверенность? — подозрительно
осведомился капитан.
Не дождавшись ответа, он кивнул своей спутнице:
— Пойдем, Тузикова, произведем первичный осмотр
помещения, хотя я более чем уверен, что это ничего не даст!
Капитан не ошибся. Первичный осмотр помещения действительно
ничего не дал, хотя бдительная Тузикова и задержалась возле стенного шкафа,
вызвав у Васи сильное сердцебиение. Закончив осмотр, милиционеры покинули
квартиру, напоследок предупредив Василия, чтобы он немедленно сообщил, если
мамочка объявится.
Вася клятвенно заверил их, что сообщит, и снова поразился тому,
каким знакомым кажется ему лицо лейтенанта Тузиковой.
Едва за милицией закрылась дверь, Вася бросился к стенному
шкафу.
— Мамочка, ты не задохнулась? — озабоченно
проговорил он, открывая дверь.
Ответом ему была звонкая оплеуха. Мамочка выбралась из
шкафа, мрачная, как грозовая туча, и залепила ему еще одну.
— Что ты! — Вася схватился за щеку. — За что?
— И ты еще спрашиваешь? Как ты мог такое сказать?
— Да можешь ты наконец сказать, в чем дело?
— Как ты мог сказать, что мне семьдесят лет? И это мой
сын! Ты не знаешь, сколько лет твоей матери? Да будет тебе известно, что мне
всего шестьдесят шесть!
— Да я и не сказал, что тебе семьдесят! Я сказал —
почти семьдесят, ты понимаешь? Ну и какая тебе разница, в конце-то концов!
— Огромная! Я даже хотела выбраться из шкафа, чтобы
восстановить справедливость!
— И попасть на нары, — злорадно вставила Люся.
— И вообще, мамочка, ты совсем не о том думаешь! Мы
должны срочно придумать, как спасти тебя от ареста.
— Хорошо бы вам уехать в какое-нибудь тихое,
труднодоступное место, в деревню, в глушь… — мечтательно проговорила
Люся. — Нет у вас на примете чего-нибудь в таком роде?
Вася и мамочка замерли и переглянулись. По их глазам было
ясно, что они думают об одном и том же.
— Петр Степанович, — прошептал Василий.
— Только не это, — ответила мамочка, — жить
со свиньями… можно сказать, прямо в хлеву…
— Лучше в хлеву со свиньями, чем в камере с
уголовницами! — вставила реплику Люся.
— Она права, — кивнул Василий, — ты ведь не
хочешь попасть в тюрьму?
Он нашел старую записную книжку и принялся названивать в
деревню Сверчково, где проживал Петр Степанович. Дозвониться в эту деревню было
трудно, как будто она располагалась по крайней мере на Луне.
Телефон в Сверчкове был только один — у председателя
сельсовета Ивана Лукича, через которого при необходимости и связывались с
Петром Степановичем. Председатель посылал к нему своего внука Витьку летом на
мопеде, зимой на лыжах, и Петр Степанович приходил к назначенному времени. Но
на этот раз повезло, посылать Витьку не понадобилось — Петр Степанович
находился в гостях у председателя, с которым они увлеченно обсуждали вопросы
свиноводства. В трубке слышался скрип, треск и завывания, связь была такая
ненадежная, как будто Сверчково действительно на Луне. Преодолевая помехи и
крича так, что его, наверное, можно было расслышать в Сверчкове и без телефона,
Василий сообщил престарелому Ромео, что Нина Арнольдовна приняла судьбоносное
решение и согласилась переехать в Сверчково на жительство, пока хотя бы
временно, но только забрать ее нужно немедленно, пока не передумала.
— Понял! — прокричал в трубку верный Петр
Степанович. — Выезжаю!
Мамочка тихо всхлипывала на диване. Она не хотела ехать к
свиньям, но садиться в тюрьму тоже не хотела.
* * *
Поздно вечером в дверь квартиры позвонили. Мамочка
схватилась за сердце и прошептала:
— А вдруг это милиция?
Василий выглянул в глазок и загремел замками. Дверь
распахнулась, и дом наполнился запахами поля и хлева. Громко топая сапогами,
появился Петр Степанович.
Деловито оглядев приготовленные мамочкой чемоданы, он
покачал головой и пробормотал себе под нос:
— И зачем в деревне столько барахла…
Однако спорить не стал, подхватил чемоданы и понес их к
своему «уазику», оставленному возле подъезда. Василий шел следом с большой
спортивной сумкой, мамочка замыкала шествие, вытирая глаза кружевным платочком.
В руке у нее был пакет с теми вещами, которые не поместились в чемоданы и
сумку. Из этого пакета торчали ее любимые домашние тапочки в виде розовых мышей
с черными носиками. Увидев эти тапочки, Петр Степанович хмыкнул. Он представил,
как Нина в этих тапочках хозяйничает в свинарнике, но промолчал, решив, что
спорить с женщиной бесполезно и жизнь сама внесет свои коррективы.
