Томка поперхнулась. Метнув в сторону портье взгляд, от которого поежился бы и полярник, Томка зашагала к двери, сопя точно обиженный еж. Тинкет и Снуппи догнали ее только на улице.
День выдался облачный, но теплый. Обошлось без стылой мороси, пробирающейся сквозь одежду, и холодного тумана. Солнце то и дело выглядывало сквозь прорехи в облаках, золотистыми бликами отражаясь в темно-зеленой воде канала. Томка, как кошка сощурилась от яркого света.
Мимо, громко тарахтя, проплыла моторка, груженная ящиками с фруктами. Лодочник, коренастый тип в матерчатой кепке, во все горло орал похабную песню, в подробностях объяснявшую, чем же венецианские девушки отличаются от девушек из Милана, Неаполя и особенно — Генуи. Толпа японских туристов, сгрудившись на соседнем мостике, радостно снимали его выступление на видеокамеры. Радость их не убавилась даже после того, как лодочник ловко ввернул куплет про девушек японских, после которого любой уважающий себя потомок самураев должен был выхватить фамильную катану и изрубить певца на мелкие кусочки.
— Куда теперь? — спросила Томка подошедшего фокусника.
— К Большому Каналу, — сказал Тинкет. — Там сядем на вапоретто и доберемся до Мурано…
Томка сразу увидела ошибку в его расчетах. Проплывшая лодка напомнила о проблемах насущных:
— Эй! Погоди! А кормить ты меня не собираешься?
— Что? — оторопел Тинкет.
— Ты сам взял меня в ассистентки, — напомнила Томка. — Тем самым принял на себя определенные обязательства. В частности — кормить меня завтраками, обедами и ужинами. В любой энциклопедии написано, что ассистентки нуждаются в регулярном полноценном питании. В противном случае они становятся вспыльчивыми, раздражительными и злыми, бросаются на людей и могут кого-нибудь укусить. И вообще — графиня поручила тебе следить за моим питанием. Мы в ответе за тех, кого приручили.
Все красноречие, которое девушка вложила в свой вдохновенный монолог, пропало даром. Тинкет лишь смущенно откашлялся.
— Мы перекусим у Бруно, — сказал фокусник. — У него наверняка что-нибудь найдется… А готовит он — пальчики оближешь. Надеюсь.
Томка вздрогнула, уголки ее губ печально опустились. Прекрасное видение завтрака в уютном венецианском кафе, с горячим кофе и горячими булочками растаяло, как дым, и даже не помахало на прощание.
— Что, у нас совсем нет денег?
— Практически. Хватит только на билеты на вапоретто.
— А на яблоко? — спросила Томка, решив, что в отношениях главное — искать и находить компромиссы.
Тинкет посмотрел в ее большие и грустные глаза. Томка медленно-медленно моргнула.
— На билеты и на яблоко, — обреченно сказал фокусник. Царь Трои Парис тоже бы не смог ей отказать.
— Кто такой этот Бруно? — спросила Томка, когда приземистый теплоходик вапоретто выходил из Большого Канала в Лагуну.
Они стояли на носу кораблика. Томка с упоением вгрызалась в огромное зеленое яблоко, которое Тинкет купил ей на рынке Риальто; фокусник смотрел на удаляющийся город, размышляя о выступлении на дне рождения Маркиза Де Морта; Снуппи разглядывал собственные лапы и думал, что если бы не левая была короче правой, а наоборот, мир стал бы чуточку лучше.
— Бруно? — Тинкет повернулся. — Забавный такой старичок. Как это принято говорить — затворник. Живет на Мурано и в жизни оттуда не выбирался… Он изобретатель или что-то в этом роде.
— А что он изобретает?
— Все подряд, — сказал Тинкет. — Велосипеды, кофемолки, водопроводные краны, межконтинентальные баллистические ракеты… Мне он помогает с иллюзиями, где одной ловкостью рук не обойтись и требуются другие уловки.
— Как с чемоданом, — подсказала Томка.
— Именно, — согласился Тинкет. — Еще у него самая большая в Италии коллекция хлама и барахла.
— Что значит «коллекция хлама и барахла»? — нахмурилась девушка.
— То и значит. Представляешь, что такое «блошиный рынок»?
— Само собой, — Томка вспомнила толкучку в Удельной. Там она нашла свой чемодан, там же, при желании, всегда можно найти самые волшебные вещи.
— А теперь вообрази самый большой блошиный рынок, какой только можешь, и запихни в один дом.
— Ого! Твой приятель Бруно… он антиквар?
— Хуже. Он старьевщик. Старьевщик-изобретатель, если ты можешь такое представить.
— Могу, — сказала Томка. — Мне это даже нравится. Есть в этом здоровая эксцентричность. А как он собирает свой хлам, если безвылазно живет на острове?
— Не спрашивай. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
Бруно жил в самой глубине острова Мурано, с одной стороны — рядом с базиликой Дуомо ди Мурано, но достаточно далеко от основных туристических троп. С виду это был обычный двухэтажный дом, цвета среднего между розовым и рыжим, с закрытыми ставнями окнами и кованым балкончиком над входной дверью. В классическом венецианском стиле, даже дверной молоток сделан в форме львиной головы. На Мурано таких зданий предостаточно; единственное, что выделяло этот дом и свидетельствовало о наклонностях хозяина — пара ржавых велосипедных колес на балконе.
Тинкет минут пять колотил в дверь, прежде чем с той стороны раздались шаркающие шаги.
— Кого еще черти принесли? — голос прозвучал, будто слова выкрикивали в огромную кастрюлю.
— Открывай, старый мусорщик. Я битый час пытаюсь до тебя достучаться, совсем оглох на старости лет?!
Томка, не ожидавшая от фокусника столь фамильярных выражений, вскинула брови. Однако из-за двери послышался хохот; Бруно, похоже, обрадовался, что беседа началась в таком ключе.
— А! Это ты, Карлито. Явился к старику… avanti, avanti, — дверь приоткрылась, и из щели показались красный нос и растрепанная седая бороденка, вся в табачных крошках. — Да ты, погляжу, с невестой…
— Это моя ассистентка.
— Вижу, вижу. Buon giorno, синьорина. Дайте-ка я погляжу, что за красавица снизошла до этого дурня…
Вслед за носом и бороденкой появилось морщинистое красное лицо. Чем-то Бруно напоминал старого, умудренного жизнью бульдога. Некоторое время он подслеповато щурился, разглядывая Томку. Сообразив, что она стоит против солнца, девушка вежливо отступила в тень.
Едва ли она ожидала, что это произведет такой эффект. Глаза старика чуть не выскочили из орбит, словно кто-то хорошенько ударил его по затылку. Челюсть задрожала, кадык ходил ходуном. Бруно стал похож на бульдога, который подавился котлетой.
— Ты… Ты… — прохрипел он, тыча в Томку узловатым пальцем. — Ты… Как…
— Простите?
Бруно сглотнул.
— Марш в дом! — рявкнул он так, что любой армейский сержант лопнул бы от зависти. — Быстро!
У Томки и мысли не возникло перечить. Сжавшись, как мышка, она юркнула в дом.
