Ну, я-то быстро бежал, зверь отстал немного.
Вижу: нора какая-то, то ли пещера, то ли берлога. Дай, думаю, спрячусь.
Заглянул: пусто. В дальний угол спрятался и сижу. Вроде бы тихо всё. Хотел я
выйти и тут…
— Медведь? — предположила Юта.
— Что ты, скорее носорог или лев, — смеясь,
сказал Михель.
— Вот я бы посмотрел, как бы ты посмеялся,
увидев такое, — сердился Ульрихзен. — Слышу шорох какой-то и входит…
— Другой охотник, с запасным ружьём? —
спросил Юрген.
— Нет, входит… мой
вепрь! Это было его собственное логово.
— Какой ужас! — испугалась Юта. — И что же вы
сделали, бросили в него большим камнем?
— Нет, деточка, я решил потихоньку сбежать.
Дождался, пока вепрь вошёл и отошёл от входа, и хотел мимо него проскочить.
Думаю, темно, он меня сразу и не заметит. Но, только я два шага сделал, вепрь
чуть не на дыбы встал, клыками щёлкнул, упал и всё, не шевелится, гляжу.
Наповал.
— Да от чего же?
— От страха. Я-то, когда в дереве прятался,
весь трухой обсыпался. А она светится в темноте. Вот вепрь и увидел, как его в
собственном доме встретило какое-то страшное жёлто-зелёное светящееся существо.
Принял меня, наверно, за привидение, испугался.
— Бедненький, — сказала Юта, хотя мужчины
вместо того, чтобы посочувствовать, неприлично громко смеялись. И, пришедшие
послушать фрау Эльза и Георгина, смеялись тоже.
— Это замечательный метод защиты, — задумчиво
сказала Юта. — Хотела бы я посмотреть, как выглядит светящийся человек. Как
святой?
— Как морская креветка! — со смехом ответил
Юрген. — Ты же видела, как они светятся.
— Да, помню, помню. Если их много — всё море
горит — красота!
— Я тоже вспомнил насчёт свечения, — вмиг
посерьёзнев, сказал Михель и достал из кармана какой-то свиток. — Герр
Ульрихзен, я зашёл, вообще-то, позвонить, ближайшая междугородняя линия есть
только у вас и в отеле.
— Ради Бога, Михель, звони сколько угодно. В
какой тебе город?
— Да не знаю толком, я у вас думал спросить.
Отец Себастьян где сейчас?
— Ой, туда не дозвонишься, — встревожилась
фрау Эльза. — Он уехал в деревушку Олтау, она такая крошечная, что её и на
карте нет, не то что в телефонной книге.
— Самое захолустье! Зачем так далеко?
— Заболел кто-то. Женщина, говорили, то ли
вот-вот должна родить, то ли вот-вот умрёт, а может, и того, и другого боятся.
Священник нужен.
— Ближе найти не могли?
— Это его духовная дочь.
— Тогда ясно.
— А зачем тебе отец Себастьян так срочно?
Случилось что-то?
— Пока нет.
— Он ведь оставил помощника в соборе. Я вчера
с фрау Миллер на крестинах была, всё чин чином. Так что, ели тебе не терпится
обвенчаться…
— Нет, спасибо, я могу подождать до его
возвращения, — улыбнулся Михель. — Я спросить хотел кое-что важное. Ну, нет,
так нет.
— Ты прочитать что-то хотел?
— Да, спасибо что напомнили, герр Невицкий.
Михель развернул листок и пояснил, что это
стихи. Баллада.
— Любовная? — спросили дамы.
— Нет, философская.
— Ах, как жаль!
— Что ж делать, такую мне заказали. Вот,
послушайте.
И Михель стал красиво негромко читать. С
размышлением в голосе, словно бы просто говорил то, что думает, а получалось —
в рифму.
А во тьме любой свет — СВЕТ
И звезда, и огонёк свечи.
Если больше ничего в мире нет:
Темнота и никого, хоть кричи.
Заблестело отраженье луны
В придорожной яме или в пруду.
Мы идём и доверяем ей сны,
Словно вправду увидали луну.
То из чащи хищник светит зрачком
Или в храме приоткрытая дверь?
Если ни во что не веришь ещё,
То, увидев свет любой, скажешь:
"Верь!"
А во тьме любой свет — СВЕТ,
И летят вслепую, как мотыльки…
Не сравнить, Огня не знавшим вовек,
Их уводят за собой огоньки…
После того, как студент философии прочёл
балладу, все помолчали.
— Хорошие слова, Миша, — одобрил Юрген. —
Тему ты сам выбирал?
— Да нет, это не мои. То есть, не совсем мои.
Герр Вольфгангер меня попросил сделать перевод с латыни. — Михель показал
древний документ: — Оригинал — вот, рукопись одного из жителей нашего города,
двенадцатый век. Это его письмо родным из крестового похода. Там были эти
стихи. Я перевёл, как мог, но получилось слишком уж современно.
"Уж куда современнее!" — подумала
Юта, а вслух сказала:
— Герр Вольфгангер говорит, что хорошие вещи
— всегда кстати. Значит, они всегда кажутся современными, если подходят к
нынешнему моменту?
— "Современное", значит,
"свойственное именно своей эпохе", своему времени, — пояснила тётя
Георгина. — А что-то главное, оно — вне времени и потому подходит к любому
моменту. Оно не существует только "сей час".
— Сей час? Ой, а который сейчас час? —
встревожилась Юта, оглядываясь в поисках часов.
— Почти восемь, — ответил ей Михель.
— Батюшки, это мы ещё не ужинали! —
всполошилась фрау Эльза и помчалась в столовую, успев на ходу сказать мужу: — А
всё ты, со своим вепрем!
И унесла блюдо с ломтями окорока, которым
потихоньку лакомились все, вот и позабыли об ужине.
В столовой послышался бой больших часов, и с
улицы долетел перезвон колоколов собора и бой главных часов Гаммельна на
городской ратуше.
— Восемь часов, а Полика ещё нет, — тихо
проговорила Юта. — Не случилось ли что-то с ними, ведь мальчишки ушли гораздо
раньше меня.
— Заигрались, наверное. Забыли счёт времени,
— сказал Михель, услышав слова девочки.
Тут он увидел, как по лестнице важно
спускается пёстрая кошка, а за ней идёт Вилли в тёплых шерстяных носках и с
обвязанным горлом.
— Привет, Вилли! Привет, Принцесса! — Михель
наклонился к Юте, тихо спросив: — Откуда она здесь взялась?
— Я принесла, — так же тихо ответила Юта. — Я
слышала разговор твоих "приятелей". Они проходили мимо меня и как раз
сговаривались похитить Принцессу. Очевидно, чтобы отомстить ей за свой страх
тогда, когда мы их встретили.
