— Анна Осипова сказала, что вы давали Валерии уроки английского.
— Да? Она вам обо мне говорила? А о том, что я спала с ее мужем, тоже сообщила?
— Сообщила. Как вы догадались?
— Это было не трудно, — рассмеялась Розовская. — Она — психопатка.
— Что — ей не нравились ваши отношения с ее мужем? — Сергей почти радостно посмотрел ей в глаза. Со стороны это выглядело красиво: голубой луч встретился с зеленым.
— Не исключаю, что как раз нравились, — охотно ответила Розовская. — Понимаете, это такой тип мученицы. Ей нравится быть больной, обиженной, обойденной. Ей хочется, чтобы кто-то обижал ее детей и у нее был бы повод чувствовать себя еще более несчастной.
— Немного цинично. Ее дочь не просто обидели.
— Не уверена, что для нее это большая трагедия. Только не надо: «как вы можете, это мать!» Вот могу — и все. А ханжество и лицемерие не терплю. Анна теперь ходит в черном, еще более зеленая, чем всегда, но она не любила Валерию. Это видно было по всему. Виктор — другое дело. Он на самом деле страдает. У него свой таракан. Вы случайно не арестовали женщину, которую он подозревает в убийстве Леры?
— Он вам сам сказал, что подозревает ее?
— Соседи слышали, как он кричал, что это сделала жена Андрея, любовника Леры.
— Следствие не нашло пока оснований для того, чтобы предъявить ей обвинение. Вы что думаете об этом треугольнике?
— Лера поступила в институт Виктора и влетела в роман с парнем, который был ей не по зубам. Я их видела вместе несколько раз. Понятно было, что она от него без ума, но не менее понятно, что павлины не женятся на воробьихах. А если и женятся, то ничего хорошего из этого получиться не может.
— Андрей Семенов показался вам павлином?
— Нет. Это я так образно обозначила их союз. На самом деле он выглядел, как большой подарок настоящей женщине. Лера такой не являлась, к сожалению. Я видела его жену, когда она прибегала к ним его искать… Эта — красивая, конечно, но, видимо, и ей чего-то не хватило, чтобы удержать такого мужа.
— Он утонул.
— Я знаю: или не утонул, а сбежал с кем-то третьим.
— Вас Валерия или Виктор так хорошо информировали?
— Валерия — очень замкнутый человек, она и себя-то, мне кажется, не обо всем информировала. А Виктор — да, он мне кое-что рассказывал. Стасик иногда заходит, этот все выкладывает.
— Вы с ним тоже занимаетесь?
— Да нет. Заниматься я бы с ним не стала, даже если бы они попросили. Он не хочет учиться. Заходит по-соседски: поныть. То ему мама не нравится, то папа, то девчонка его. Детство, которое может продлиться до пенсии.
— А вы замужем?
— Я — вдова.
— Мне очень жаль. Вы столь наблюдательны. Может, есть какие-то соображения по поводу того, кто мог убить Валерию Осипову?
— Это называется соображения? — расхохоталась Розовская. — По-моему, вы предлагаете мне на кого-то стукнуть. И я могу. Я могу вам назвать человек десять, которые с удовольствием столкнули бы Валерию с этого подоконника, где она курила часами. Некоторые столкнули бы только за это.
— Вы считаете, человек может рисковать собственной свободой, судьбой из-за раздражения, неприязни?
— Вам самому не смешно то, что вы сказали? Кто и чем рискует, сбрасывая неприятную соседку с площадки? Всем известна логика ментов, прошу прощения — полицейских. Я уже сказала вроде: вы будете искать мотив, кому, к примеру, понадобилось место во дворе, где она парковалась, не знаю, что еще в ее жизни было интересного. Ваши волоски и отпечатки могут принадлежать всем жильцам. Если надо будет дело завершить, возьмете того, кто подходит. Не надо, дело закроете.
— То есть вы видите именно такую логику безнаказанности, основанную на примитивной логике ментов?
— У каждого дебила — своя логика, вот в чем ваша проблема. Вам ее сроду не разгадать.
— Кажется, я вас утомил. Но не могу не задать последний вопрос, буду мучиться, честное слово. У вас какая логика?
— У меня? — Розовская закинула руки за голову и соблазнительно потянулась. — Моя логика в том, чтобы не было эмоций. Поэтому я не совершаю ошибок, например, никого не сталкиваю из окна.
— Вы хотите сказать, что у вас нет эмоций?
— Они у меня есть, просто в другом месте, — зеленый взгляд был настолько красноречивым, что Сергею пришлось собрать свои профессиональные принципы, чтобы встать и направиться к выходу.
— В чем вы правы, — сказал он хозяйке уже в прихожей, — логика — такая же неточная наука, как философия. Это не арифметика, где дважды два для всех четыре. Поэтому я, например, стараюсь никогда не верить даже самому себе. Мне может казаться, что я не ошибаюсь, потому что у меня есть логика, а на самом деле — я по уши в собственном заблуждении, потому что моя интуиция и мое подсознание меня обманывают под влиянием чувств. Я о них могу даже не догадываться. Я к тому, что они на самом деле не в разных местах — логика и эмоции.
— И сейчас — тоже не догадываетесь?
Гибкое тело как-то незаметно почти прижалось к Сергею.
— Я могу взять время на размышления? — Сергей украсил свой уход взглядом рокового мужчины. Ну он на самом деле такой. Может, и вернется к этой змее. Но не сегодня же, когда Анна Осипова смотрит в окно и засекает время, сколько он пробыл у Розовской.
Сергей вскочил с кровати, постоял под горячим душем, потом с отвращением включил холодный, даже ледяной. Закутываясь в махровый халат, думал, насколько бесперспективно он провел вчера день. Дело — висяк, логики у ментов не бывает, поскольку она вся досталась циничным зеленоглазым дамочкам, он чуть не поступился мужской и профессиональной честью, что зафиксировано на диктофонной записи, которую он должен дать прослушать Земцову. А такой допрос — только под водочку. Сергей прямо из ванной направился к компьютеру и пробил по полицейской базе Софью Розовскую. Ого! Она не просто вдова, она трижды вдова. Для тридцати восьми лет — серьезный опыт. Но он ей идет, надо это признать. Именно так и должна выглядеть черная вдова. Виктор Осипов вовремя ноги унес. Интересно, что собой представляет Ольга Ветрова. Сергей нашел ее в Гугле, сразу узнал по картинкам из очень известного фильма. Так это она, такая красавица… Надо же, Виктор не похож на человека, который охмуряет красоток. Но это уже другой вопрос. Первый — имела ли эта его слабость отношение к гибели дочери? Жена считает, что имела. Он был слишком привязан к дочери, не мог из-за нее оставить семью. Это уже некий результат вчерашних бесед. Нужно знакомиться с Ольгой Ветровой. И надо бы взглянуть на невесту или как там она называется инфантильного Стасика, который бегает жаловаться на маму, папу и свою девушку к соседке-вдове с зелеными глазами.
Глава 23
Ольге после трехдневного лежания трудно дался вчерашний спектакль, в котором ей нужно было прыгать на стол, дрыгать ногами и крутиться у шеста, изображая стриптизершу. Она решила спать по крайней мере до обеда, в качестве которого у нее есть купленные в буфете пирожки с капустой и чай. Сон был тяжелым, нездоровым, рыхлым, похожим на грязный снег на московских улицах. Оля и во сне чувствовала свою потерю: она утратила ощущение уюта и покоя. У нее даже хороших снов не осталось. Она вынырнула из этого вязкого провала, который совсем не напоминал отдых, только отбирал последние силы, и, не открывая глаз, почувствовала, как трепещут ее мокрые ресницы. Словно крылья умирающей бабочки. Нет, не нужен ей никакой обед. Она будет лежать, пока не наступит время собираться на работу. От этой мысли ей стало легче. Впереди еще много часов. Она даже задремала вновь. Но тут, конечно, зазвонил телефон.
