— Конечно, — заключил Карнакки, — едва оказавшись на улице, я задумался: что всё это могло значить? Слишком много усилий приложено для того, чтобы вывести меня из равновесия и лишить присутствия духа. Само по себе это не так уж и странно. Вам, доктор Сайленс, хорошо известно — сверхъестественное часто проявляет себя, чтобы вызвать страх у того, кто стремится выжить. Страх жертвы делает палача сильнее. Но мне было интересно: с какой целью всё это разыграно? И кто же мой информатор — жертва или злоумышленник?
Успокоив нервы бокалом бренди в ресторане Фитцровии, я поразмыслил и пришёл к выводу, что вне зависимости от конечной цели устроителей шоу и недостатка информации мне придётся заняться этим расследованием. Я сделал анонимный звонок в полицию, сообщил о кончине Ньюмэна (не было ни малейшего желания просидеть весь день в допросной комнате), а потом вернулся в Британский музей, чтобы пополнить свои знания о так называемом Дыхании Бога. Но мне не удалось узнать практически ничего нового. На мой взгляд, Дыхание Бога — это расплывчатое понятие, которое используют наделённые воображением авторы религиозных книг, чтобы нагнать страху на своих читателей.
Достаточно вспомнить, какие кардинальные перемены происходят с Божественным началом на страницах Библии. Господь превращается из мстительного, можно даже сказать склонного к садизму, существа в существо, наделённое безграничной способностью к прощению. Полагаю, Дыхание Бога создано намеренно, чтобы напомнить о внушающей ужас первоначальной ипостаси. Это некая сила, которая обрушивается на врагов Господа и способна на разрушения, каких нам и не вообразить. Теологи любят держать читателей в страхе.
— Страх помогает заполнять церкви, — согласился Сайленс.
— И, со всём уважением, не оставляет вас без работы, — добавил Холмс. — Если бы люди не боялись тёмных сил и злых духов, они бы не нуждались в ваших услугах.
Сайленс и Карнакки не отреагировали на выпад. Карнакки продолжил рассуждать, как будто Холмс ничего и не говорил.
— С другой стороны, если Дыхание Бога — та сила, которая убила Де Монфора, к ней нельзя относиться пренебрежительно. Исходя из отчёта судебного эксперта, у полиции нет других подходящих объяснений его гибели.
— Как вам удалось узнать содержание отчёта? — удивился я.
— О, хирург Катберт Вэллс — мой хороший друг.
Я взглянул на Холмса, но тот только улыбнулся.
— Вообще-то, именно Вэллс устроил мне встречу с молодым инспектором Манном, с которым, вероятно, вы тоже недавно встречались.
— Всё верно, — подтвердил я. — Холмс очень помог ему в расследовании смерти лорда Руфни.
Карнакки кивнул:
— Как и я. Но, уверен, в рапорте инспектора появилось крайне мало сведений, которые могли бы удовлетворить его начальство.
— Тогда можно предположить — вы не очень-то ему помогли? — парировал я и в ту же секунду понял, что прозвучало это как-то по-детски.
Карнакки пожал плечами.
— Увы, Руфни был убит силами, которые действуют вне компетенции органов правопорядка, но при этом очевидны для любого человека с зачатками интеллекта.
— Всё зависит от того, как на это посмотреть, — возразил Холмс. — Если вы настроены мыслить рационально, то вы соответственно отнесётесь к версии о причастности к делу сверхъестественных сил. И постараетесь найти другое решение.
— Как вы можете быть таким скептиком? — воскликнул Сайленс. — После всего, что с нами произошло!
— Со мной пока что ничего не произошло, — невозмутимо ответил Холмс. — Зато я много чего услышал. Джентльмены, прошу прощения, но мне действительно стоит подумать об ужине. Мой реалистически настроенный разум требует подпитки. — Он обратился ко мне: — Не хотите составить мне компанию?
Я, естественно, согласился, и мы в неловкой тишине вышли из купе.
— Кажется, пора проделать манёвр Баскервилей, Ватсон, — сказал мой друг, как только мы устроились в вагоне-ресторане. — Поэтому я и вынудил вас пойти со мной. Нам надо поговорить без свидетелей.
Я чувствовал себя здесь крайне неуютно — сидел за столиком и тупо смотрел в потолок, откуда совсем недавно свисала жуткая паутина. Несчастного джентльмена, который не смог пережить случившееся, уже перенесли в другое место. Он будет лежать в пустом купе до визита полиции на следующей станции. Полицейским вряд ли понравится, что тело переместили, но официальное заключение доктора Сайленса должно их удовлетворить. Сайленс, конечно же, написал, что смерть наступила в результате естественных причин: для другой версии не было никаких оснований. Вот только меня это заключение совершенно не успокаивало… Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что пребывал в состоянии шока. Мой разум переключился с реальных событий на видения, зациклился на них, вместо того чтобы смириться с невозможностью их постичь. Смертельно усталый, я плохо соображал и с трудом поддерживал разговор.
— Манёвр Баскервилей?..
— Я не могу здесь оставаться, друг мой, — проговорил Холмс, просматривая меню.
Он выбрал эскалоп из телятины и бутылку кларета.
Я было запротестовал, но Холмс поднял руку, чтобы меня остановить:
— Простите, мой друг, но иначе я не могу. Нынешняя позиция непригодна для обороны. Что я не могу работать с ними, что они со мной. Наши убеждения диаметрально противоположны.
— Если бы вы видели то, что видели мы…
— Но я этого не видел и, следовательно, не могу в это верить.
— Вы можете поверить мне на слово.
— Мой дорогой друг, — стоял на своём Холмс, — я ценю ваше слово выше слова любого другого человека. Но, даже принимая в расчёт вашу честность, я могу с уверенностью сказать только одно: вы верите в то, что это произошло в действительности. Но это не значит, что я должен в это верить.
— Вряд ли вас что-то может переубедить. Разве что чёрт выпрыгнет из вашего супа и схватит за галстук.
— О чём и речь. А пока этого не случилось, давайте остановимся на том, что я испытываю к вам безмерное уважение, но остаюсь хладнокровным циником, который, прежде чем выслушивать очередную историю о привидениях, требует доказательств, добытых эмпирическим методом.
Я улыбнулся. Мне, конечно, хотелось, чтобы друг поделился со мной своими планами и всё объяснил, но, если бы он так поступил, он не был бы Шерлоком Холмсом.
— И на том спасибо, — сказал я. — Честно говоря, сам не знаю, что думать, но то, что я видел…
— Это то, что вы видели, — перебил меня Холмс, — и либо оно произошло на самом деле, либо не произошло. Позвольте дать вам только один дружеский совет. Подвергайте всё сомнению, но, чтобы сохранить рассудок, не теряйте способности верить. Я знаю, вы думаете, что я закостенел в своих взглядах на мир, но меня ещё можно переубедить. Вчерашняя магия — сегодняшняя наука. Как знать, может, непостижимое сегодня завтра станет общим местом? Но серьёзные утверждения требуют серьёзных доказательств, и, значит, мне нужно ещё многое повидать, прежде чем я стану иначе смотреть на мир.
