Ядранка поздоровалась за руку с вошедшими, предлагая им сесть за стол, вокруг которого стояли стулья с высокими спинками, и внимательно посмотрела на гостей. Дронго подумал, что такая женщина могла понравиться не только Баштичу. В ней чувствовались спокойствие и сила. В отличие от явно нервничавшей фрау Хейнкесс, не желавшей скрывать своего разочарования и горя, у Ядранки все было в прошлом. Сказывалась счастливая жизнь во втором браке и устоявшаяся семейная идиллия.
– Я готова вас выслушать, господа, – сказала она, обращаясь к гостям.
– Простите, – начал Павел Орлич, – гость, который приехал со мной, не говорит на нашем языке. – Он не стал называть язык сербским, чтобы не обижать хозяйку, но и не захотел называть его сербохорватским. Хорваты вообще считали, что их язык сильно отличается от сербского, хотя на самом деле отличия были лишь в названиях некоторых предметов.
– На каком языке он говорит? – уточнила Ядранка.
– Английский или итальянский, – предложил Орлич, – хотя он знает и русский.
– Давайте по-английски, – согласилась она, – хотя мой английский не так хорош. В крайнем случае вы нам поможете.
– Меня обычно называют Дронго, – начал эксперт с традиционной фразы.
– Я знаю, – ответила она, – это вы помогли моему сыну получить паспорт и покинуть «гостеприимную» Сербию, в которой убили его отца. Хотела увидеться с вами, чтобы лично вас поблагодарить.
– Спасибо. Я всего лишь делал то, что считал правильным. Заранее прошу меня извинить, госпожа Квесич, если мои некоторые вопросы покажутся вам излишне личными или не совсем тактичными.
– Рискуйте, – улыбнулась Ядранка. – Я в таком возрасте, когда меня нельзя обидеть нетактичными вопросами. К тому же у меня не было никаких отношений с Предрагом за последние почти двадцать лет.
– Вы поженились, когда были студентами?
– Да. И я была старше его. По-моему, его всегда тянуло к женщинам постарше. Такой своеобразный комплекс. До него у меня уже был друг, с которым я рассталась. Потом выяснилось, что я тоже была не первой женщиной, с которой он встречался, хотя был только первокурсником. Во всяком случае, он мне так говорил.
– Ваш отец в то время занимал высокий пост в Хорватии.
– И сейчас тоже, – напомнила она.
– Да, конечно. Как вы считаете, положение вашего отца в какой-то мере влияло на выбор Баштича или ему было все равно?
– Боже мой! Конечно, нет. Мы, безусловно, были влюблены и нравились друг другу, но он, по-моему, готов был встречаться со всеми девочками с нашего университета. И у нас были гораздо более красивые молодые женщины, чем я. Видимо, должность моего отца все-таки сказалась на его выборе. Он ведь сразу стал делать карьеру, его избрали руководителем нашего студенческого профсоюза, и ему всегда нравилась политика. Политика, женщины, деньги. Он еще тогда, в коммунистические времена, был очень деловым и предприимчивым человеком.
– Однако вы сказали сыну, что его не могли убить из-за политики.
– Конечно, не могли. Он был очень гибкий политик, всегда готовый изменить свою позицию в угоду политической конъюнктуре. Я думаю, что и левоцентристом он стал, почувствовав, что в наших бывших республиках есть своеобразная ностальгия по спокойной жизни конца семидесятых – начала восьмидесятых. Он всегда ловко пользовался политической обстановкой.
– Несмотря на это, он сделал попытку собрать вместе представителей всех бывших республик вашей страны.
– Значит, посчитал, что на этом можно заработать политический капитал, – убежденно произнесла Ядранка. – Конечно, я могу ошибаться, все-таки прошло столько лет, и мы не общались, он мог серьезно измениться. Но я внимательно следила за его политической карьерой, слушала некоторые его выступления, читала о них в газетах, в Интернете. Он не изменился. Все, что было в молодом Предраге Баштиче, осталось и в более зрелом возрасте. Абсолютно циничный, расчетливый, умный, смелый, напористый, наглый – в хорошем смысле, умелый, пробивной.
– Не очень лестная характеристика для обычного человека, но очень неплохая для политика, – заметил Дронго.
– Возможно, вы считаете, что во мне говорит некая обида или разочарование. Но это глупо. Спустя столько лет после нашего разрыва. Я была всегда благодарна Баштичу, что у нас растет такой сын, как Зоран. Хотя временами он неуправляем и упрямством напоминает отца. Должна сказать, что смерть Предрага стала для него сильным ударом.
– Я могу спросить, почему вы расстались?
– Конечно. Он не пропускал ни одной моей подруги. Просто физически не был способен спокойно усидеть на месте, когда перед ним появлялась симпатичная мордашка. К тому же начались межэтнические столкновения, Хорватия потребовала права выхода из состава Федерации, мой отец вышел из партии и стал одним из лидеров национального движения за самостоятельность. Все это очень не нравилось в Белграде. Отца даже собирались арестовать. Разумеется, в таком положении он никак не способствовал росту карьеры своего зятя. И тогда Баштич решил, что будет правильно, если мы разведемся. Я сама была инициатором этого развода, хотя сейчас понимаю, что он меня подтолкнул к этому. Он не скрывал своих связей, и мне было достаточно больно и неприятно. В какой-то момент я решила просто порвать всякие отношения и уехать в Загреб. Он не стал меня удерживать, а позже мы развелись уже официально.
– Вы рассказывали Зорану о причинах вашего разрыва?
– Ни в коем случае! Дело в том, что мой нынешний муж, известный врач, категорически не советовал мне говорить что-либо плохое об отце мальчика, чтобы не повредить его психике. Наоборот, в этом доме всегда хорошо говорили о Баштиче. Намного лучше, чем он заслужил. Я тоже считала, что так будет правильно. Даже когда Предраг женился во второй раз, а Зоран был еще совсем маленьким, даже когда женился в третий раз. Во всех случаях я не позволяла себе говорить о нем плохо в присутствии сына.
– Вы были знакомы с его второй супругой?
– Нет. И с третьей тоже незнакома. Хотя Зоран с ней познакомился и сказал, что она типичная немецкая бюргерша. Возможно, он излишне категоричен. Но второй брак Баштича был тоже не совсем романтическим. Конечно, Бистра – красивая женщина. На тот момент у нее был жених, один из самых близких друзей Предрага. А у Баштича начались очень серьезные финансовые проблемы. Банк, который он создал, не просто обанкротился, они задолжали очень большие суммы разным компаниям и организациям. В таких условиях спасти его могла только срочная женитьба на дочери банкира Андона Китанова, одного из самых влиятельных и известных финансистов нашей Федерации, которого хорошо знали и уважали не только в Сербии или Македонии, но и во всех остальных республиках. Баштич отбил невесту у своего друга и стал зятем Китанова, после чего достаточно успешно решил все свои финансовые проблемы.
– Как звали его друга? – сразу спросил Дронго. Он видел, как нервничает сидевший рядом Орлич. Капитану сербской службы безопасности явно неприятно было слышать все эти характеристики убитого вице-премьера, но он сдержанно молчал.
