Уже через минуту появились еще несколько человек в штатском, и полицейские предложили всем покинуть коридор, чтобы не мешать работе приехавшего следователя, который будет заниматься расследованием совершенного убийства. Дронго спустился вниз в подавленном настроении и обнаружил сидевшего в холле и успевшего вернуться в отель комиссара Брюлея.
— Мы притягиваем преступления, — негромко сказал комиссар.
— Похоже, — согласился Дронго, усаживаясь рядом, — несчастная молодая женщина. Там убили Ирину Малаеву.
— Ты ее знал?
— Да. Познакомился вчера вечером. Вот здесь, в холле.
Брюлей посмотрел на своего молодого коллегу.
— Я понял ваш вопрос, — сказал Дронго, хотя комиссар не произнес ни слова, — мой ответ — нет. У меня не было с ней близких отношений, — честно признался Дронго, — хотя… Но в последний момент выяснилось, что приехал ее муж, с которым она разводится, и это помешало нашему более тесному знакомству.
— Значит, ты ее лично знал, — сделал вывод комиссар, — пусть и недостаточно близко. Тогда скажи, что ты думаешь? Твои первые ощущения?
— Жалость. Горечь. Разочарование, — немного подумав, ответил Дронго.
— Я не об этом. Скажи свои первые ощущения от ее убийства. Кого ты подозреваешь?
Они говорили по-итальянски, и никто из толпившихся в холле отеля людей не обращал на них внимания.
— Ее окружение в первую очередь, — мрачно ответил Дронго, — такой классический вариант убийства, когда люди вокруг звезды вращаются маленькими спутниками и астероидами, незамечаемые и поэтому чувствующие себя достаточно ущербно.
— Красиво, — кивнул Брюлей, — но это для писателей. Говори конкретнее.
— Наверху я увидел человека, который давно ей угрожал. Достаточно известный криминальный авторитет из России. Дважды судимый. Мукур Тугутов. Я случайно слышал вчера разговор о том, что у него есть претензии к убитой на пять миллионов долларов.
— Более чем достаточный повод для убийства, — согласился комиссар, — это не тот, которого мы видели, когда стояли на другом углу на улице Риволи?
— Именно он, — подтвердил Дронго.
— И он был явно не в себе, — вспомнил комиссар, — и еще он клиент Ле Гарсмера. Очень неприятный набор. Если этот человек — убийца, то все правильно. Ле Гарсмер как раз и занимается подобными клиентами.
— Вы меня обрадовали.
— Кто еще?
— Полный набор из ее окружения, — вздохнул Дронго, — было такое ощущение, что она делает все, чтобы они ее ненавидели. Ее массажистка собиралась от нее уйти, свою визажистку она хлестала по щекам при людях. Ее продюсер и юрист вели двойную игру, каждый хотел только заработать. Ее личный телохранитель, с которым ее, очевидно, связывали не только служебные отношения, достаточно открыто ее ревновал. И еще ее муж. Полный набор, — повторил Дронго, — нужно внимательно переговорить с каждым из них, чтобы понять степень ненависти и возможности участия того или иного лица в этом преступлении. А вообще, ее действительно жалко. Она была совсем неплохим человеком, открытым, достаточно эмоциональным и импульсивным, но не таким плохим, чтобы ее убивать.
— Тебе не кажется, что в этом случае твои личные симпатии несколько превалируют над объективными обстоятельствами? — поинтересовался комиссар, доставая свою трубку.
— Здесь запрещено курить, — напомнил Дронго.
— Я все время забываю об этих драконовских законах против курильщиков, — вспомнил Брюлей, убирая трубку в карман, — если во Франции или где-нибудь в Европе появится партия курильщиков, я охотно вступлю в нее, чтобы наконец остановить это антиникотиновое безумие. Они все сошли с ума, запрещая нам курить почти везде. Скоро для нас сделают резервацию, куда сгонят всех курильщиков.
Он заметил, что Дронго пытается скрыть улыбку, и недовольно сказал:
— Тебе гораздо легче. Ты никогда не курил.
— Ни разу в жизни, — подтвердил Дронго, — и честно говоря, не очень жалею об этом. Сейчас было бы трудно отвыкать. Хотя драконовские меры против курильщиков я лично не очень поддерживаю.
— Спасибо. Если будет такая партия, ты мне сообщи.
— Обязательно.
— И ты, конечно, захочешь провести собственное расследование, — предположил Брюлей, — представляю, как тебя задело это преступление.
— Я был вчера в ее номере, — признался Дронго, — и уверен, что там даже остались отпечатки моих пальцев. Поэтому среди подозреваемых буду и я. Хотя бы потому, что я единственный посторонний из этой компании.
— Получается, что ты боишься за свою персону, — улыбнулся комиссар.
— Нет. У меня есть алиби. И еще какое! Последние полчаса я провел рядом с вами, никуда не отлучаясь. А убийство произошло в этот период. Свидетельство комиссара Дезире Брюлея — это абсолютное алиби, которое примет любой французский суд. И любой европейский.
— Спасибо, — усмехнулся комиссар, — приятно слышать.
— Это во мне говорит попранное чувство справедливости. И еще жалость. Просто жалко эту несчастную женщину, которая была так молода и так красива, — с горечью признался Дронго.
— В таком случае тебе нужно обратиться к следователю и предложить свою помощь, — сказал Брюлей.
— Я не комиссар полиции и даже не гражданин Франции, — напомнил Дронго, — поэтому меня никто и близко не подпустит к этому расследованию.
— Верно, — согласился комиссар, — и ни в одной стране мира не разрешат такой подозрительной личности, как ты, заниматься самостоятельным расследованием. Хотя с другой стороны — никто еще не отбирал у тебя звание аналитика Интерпола и бывшего сотрудника специального комитета экспертов ООН.
— О чем вы говорите? — не понял Дронго.
— Я видел следователя, который поднялся наверх, — объяснил Брюлей, — и этот следователь — мой ученик. Очень толковый и знающий. Несмотря на свой относительно молодой возраст — следователю только тридцать семь, — он уже главный специалист по раскрытию особо тяжких преступлений. Между прочим, очень хорошо владеет английским и итальянским языками.
— Зачем вы мне это рассказываете?
— Я вас познакомлю, — пообещал комиссар, — может, мне удастся его уговорить взять тебя негласным помощником.
— Это запрещено законом. Как вы себе это представляете?
— Я же сказал тебе, что следователь владеет тремя языками, включая французский, — напомнил Брюлей, — но он не знает русского. А ты хорошо говоришь по-русски и сможешь помочь следователю в его расследовании. В качестве переводчика. Насколько я помню, в таких случаях разрешается привлекать переводчиков?
— Разрешается, — улыбнулся Дронго, — если следователь согласится.
— Это уже моя проблема, — сказал комиссар, — думаю, что мне удастся с ним договориться. К тому же комиссар полиции первого района, в котором мы сейчас находимся, Филипп Дельвенкур, — мой давний друг. Как видишь, никаких особых проблем у тебя не будет.
