Но, конечно, смогла. Мы проговорили с Татьяной еще часа три,
расстались весьма неохотно, она взяла с меня слово звонить и непременно
как-нибудь еще приехать. Татьяна вызвалась проводить меня до гостиницы, но по
дороге наши планы изменились, и мы поехали к дому, где когда-то жила моя
бабуля. Теперь дом показался мне меньше и каким-то обшарпанным, хотя былое
великолепие все еще чувствовалось в нем.
– А Вернер жил вон там, – махнула рукой Татьяна. – Дом
снесли году в восьмидесятом, какое-то время в нем была библиотека, потом
контора. Он сильно обветшал, вот и снесли. Здесь раньше был сад, по словам
мамы. Теперь, как видишь, стоянка. После того как твой отец разыскал нас, мы с
мамой часто сюда приходили. Обычно по субботам. Она садилась на эту скамейку и
смотрела на дом, иногда плакала, но, знаете, без горечи. Когда человек становится
стар, он многое видит по-другому. Когда она слегла, все повторяла: «Ну вот,
скоро увижусь с Мартой, будем долго-долго с ней болтать, всю жизнь свою
перескажем друг другу».
Сашка спал, лежа поверх покрывала.
– Ты чего так долго? Я начал беспокоиться, – сказал он,
проснувшись.
– Это я вижу, – кивнула я.
– Ну, что поведала старушка?
– Старушка умерла, я разговаривала с ее дочерью. Вернер
приезжал в Ригу примерно в семидесятом, так что ваш клад вполне мог отправиться
отсюда вместе с ним.
– Твой отец об этом знал?
– Разумеется.
– Тогда чего он людям голову морочил?
– А ты не догадываешься? Ему нужны были деньги,
которыми его исправно снабжал Самойлов, в обмен на байки о кладе.
– И убили его за эти самые байки?
Я вздохнула.
– Думаю, отец чересчур увлекся поисками, кто-то до сих
пор предпочитает держать дела давно минувших дней в тайне, и любопытство отца
им пришлось не по вкусу.
Вот, кстати, и ответ на вопрос, почему типы, заглянувшие в
мой номер, говорили по-немецки.
– Конечно, клад куда как заманчивее, но… когда домой?
– Да хоть сейчас.
В моей квартире мы оказались на следующий день ближе к
обеду. Вечером Сашка ненадолго исчез, наверное, отправился с отчетом. Когда он
вернулся, я пошла спать, сославшись на усталость. Почти все, что я хотела
знать, я теперь знала, но это не принесло мне удовлетворения. Мой отец погиб,
пытаясь разобраться во всей этой истории, бабка большую часть жизни прожила
беглянкой, Муза погибла, потому что кто-то решил, что она знает тайну клада, и
даже моя сестра погибла, Макс подло использовал ее, пытаясь подобраться все к
тому же кладу. Я сомневалась, что бабуле была известна тайна тех двух железных
ящиков, спрятанных неподалеку от Колыванова. Скорее всего, драгоценности ей
отдал сам Вернер, и, спасаясь бегством, она спрятала их, а потом все-таки
решила ими воспользоваться. Кто убил Музу, я вряд ли выясню самостоятельно,
оставалось уповать на милицию. Но у них, судя по всему, в этом деле тоже
особого успеха не наблюдалось. А про убийцу отца я, скорее всего, никогда не
узнаю.
На меня напала хандра, весь следующий день я пролежала в
своей комнате, разглядывая потолок, не реагируя на попытки Сашки вывести меня
из этого состояния. Когда и на третий день, позавтракав, я устроилась на
диване, Сашка возмущенно произнес:
– Долго это будет продолжаться?
– Что? – нахмурилась я.
– Объясни, ради Христа, что на тебя накатило?
– Клада нет, – отрезала я. – Вернер приезжал в
семидесятом и забрал его. Самойлову придется это как-то пережить.
– Да плевать мне на Самойлова, что он мне, родственник?
Я на тебя смотреть не могу, чувствую, что-то тебя мучает, а что, не понимаю.
– И не надо.
– Ты не из-за этого прохвоста Макса так переживаешь? –
вздохнул он.
– С какой стати?
– Слава богу, остальное поправимо. Вот что, давай
прокатимся в это Колываново, создадим рабочую обстановку. Заодно проветримся,
все лучше, чем на диване лежать.
– Мне и на диване хорошо.
– Нет, не хорошо. Рожица у тебя совершенно несчастная.
Опять же, пусть люди видят, что мы горим на работе. Чем черт не шутит, вдруг
повезет, и мы его найдем?
– Мы? – удивилась я, а Сашка вздохнул:
– Конечно, мы. Неужто ты думаешь, что я сплю и вижу
отдать кому-то золотишко? Вот уж нет. Мы его нашли, значит, оно наше. В смысле,
если найдем, конечно.
– А твои друзья нам голову не оторвут?
– Не бойся, со мной не пропадешь.
– Но горя хватишь, – пробормотала я себе под нос. –
Саша, ты идиот, никакого клада нет. А если даже и есть, где конкретно его
искать прикажешь?
– Давай все-таки съездим. Там, на месте, прикинем,
вдруг умные мысли появятся.
– У тебя – и умные?
– Хорошо, у тебя. Ну, что тебе стоит? Я к тебе со всей
душой, а ты для меня такой малости сделать не хочешь.
Я подумала, что такую малость я для него сделать могу, и
кивнула. В конце концов, он отправился со мной в Ригу, хоть и боится летать,
Псков все-таки ближе.
– Вот молодец, – обрадовался Сашка. – Собирай вещи, а я
пока машину подгоню.
Почти всю дорогу до села Колываново я спала, устроившись на
заднем сиденье.
– Ты б хоть поговорила со мной, – бурчал Сашка.
– У тебя радио есть.
– Что радио… Я хочу слышать живой человеческий голос. Я
тебе что, совсем не нравлюсь?
– Нравишься, – зевая, ответила я. – Стала бы я тебя в
доме держать в противном случае.
– А-а, – кивнул Сашка. – Так это ты меня в доме
держишь? Вроде собаки?
– Какая из тебя собака… одно недоразумение. – Я не
выдержала и засмеялась. Он тоже засмеялся, качая головой.
– Жанка, ты замуж за меня пойдешь? Я серьезно.
– Если клад найдем? Чтоб деньги в одних руках были?
– По-любому. Пойдешь? Я, между прочим, никогда ни одной
бабе такого не предлагал.
– Рассчитываешь на медаль «За отвагу»?
– Рассчитываю, что ты не будешь дурой и скажешь «да».
Между прочим, у меня полно достоинств.
– Ага, я твою фамилию-то узнала, когда в Ригу летели.
– Ну…
– Что «ну»? – возмутилась я. – А кроме фамилии, мне
известно, что ты жулик или того хуже. И больше ничего.
