– Значит, он…
– Мой дед, – кивнул он.
Разумеется, ведь Зинаида говорила, что отец его матери –
нацистский преступник.
– Ральф Вернер в январе тридцать восьмого года женился
на моей бабке, в 1940 году у них родилась дочь, которая, кстати сказать, отца
никогда не видела.
– Как ты узнал об этом кладе в таком случае?
– А я о нем ничего не знал. Моя мать так тщательно
старалась избегать всякого упоминания о своем отце, что я поневоле
заинтересовался родословной. И чем больше интересовался дедом, тем больше мне
хотелось знать о нем все. То, что о нем успел собрать я, в одной папке не
поместится. Но досье все равно было неполным, оттого я и хотел купить бумаги у
Музы. Согласись она – и, возможно, осталась бы жива. Те, кто убил ее,
совершенно серьезно считают, что эти листочки приведут их к несметным
богатствам. Здесь лишь рассказ о каких-то ящиках да название села, где они
предположительно могут быть спрятаны.
– Если дело действительно только в любопытстве, почему
бы тогда тебе не поговорить со мной откровенно?
– С тобой? А разве папка была у тебя?
– Яне ты тоже не сказал правду.
– Не сказал, потому что пришлось бы объяснять… Я не
люблю распространяться о своей родословной.
– Это верно. Даже фамилию предпочитаешь носить другую.
Вы очень похожи с твоим дедом, боюсь, не только внешне.
– Хочешь оскорбить меня? Напоминаю, ты в моем доме,
куда проникла со своим дружком совершенно незаконно, а я между тем оказываю
тебе услугу, объясняю свои мотивы и… Вернемся к Вернеру. После войны он
оказался в Швейцарии. Думаю, где-то там его ждала кругленькая сумма в банке. Он
жил под фамилией Йордан и вскоре женился, представь, на еврейке. Думаю, он
сделал это из соображений безопасности, кто ж будет искать бывшего эсэсовца
возле ее подола? Но жена, как видно, оказалась проницательной, а может, он был
неосторожен, и вскоре супруга скончалась, погибла в автокатастрофе вместе со
своим братом. Единственным наследником ее состояния стал наш Ральф. Но в
Швейцарии уже было небезопасно, и он поспешил унести ноги за океан.
– В Венесуэле ты оказался не случайно, искал его? –
спросила я.
– И его тоже, точнее, его следы. Занятным парнем был
мой дед. – Макс засмеялся, а я отвернулась, так невыносимо было в ту минуту
видеть его лицо. – Мать не разделяла моего увлечения, так что редким находкам
приходилось радоваться в одиночку. Надеюсь, с тобой мне повезет больше.
– В каком смысле? – не поняла я.
– Как ты думаешь, почему твой отец вдруг
заинтересовался Вернером?
– Это из-за писем, которые он купил на блошином рынке,
– сказала я, чувствуя, что краснею. Я сама не была уверена, купил их отец или
все-таки нашел у своей матери.
– Странное совпадение, да? Именно твой отец покупает
письма, и судьба через какое-то время сводит нас.
– Возможно, это действительно кажется странным, при
условии, что ты, конечно, явился сюда случайно. Но в этом я сомневаюсь. Отец
интересовался Вернером, ты им тоже интересовался, в какой-то момент ваши пути
пересеклись, и тебя уже заинтересовал мой отец.
– Логично. Кстати, когда я был в Венесуэле, ко мне
явились некие люди и предложили кругленькую сумму за сведения о Вернере.
– Что конкретно они хотели знать?
– Все. Но главное, им нужен архив, о котором смутно
упоминается в этих документах. Они были весьма настойчивы.
– И ты поспешил уехать?
– Я рассчитывал, что здесь, в России, они меня не
достанут.
– Или все-таки надеялся найти архив?
Макс засмеялся.
– Что бы ни было в ящиках, это стоит денег.
– Карла к тебе приставили те самые люди?
– Карл был моим другом, – отрезал он. – И погиб, потому
что кому-то взбрело в голову проверить мой сейф.
– Карл звонил тебе ночью, а домой ты вернулся, по
собственным словам, в девять утра, хотя должен был поторопиться.
– Та-ак, – Макс опять усмехнулся. – Откуда сведения?
Это не твой ли приятель развлекался здесь с моим сейфом?
– Нет. Но о звонке я знаю. Ты солгал нам.
– Чушь. Не было никакого звонка. Точнее, Карл звонил по
дороге домой. Я приехал утром и обнаружил его в кабинете мертвым. Люди,
посетившие меня в Венесуэле, весьма настойчивы и никакими средствами не
брезгуют, но я, признаться, удивился, что они и сюда добрались, ну и огорчился,
конечно. Однако вернемся к твоему отцу. Надеюсь, дату его рождения ты помнишь?
– Разумеется, помню.
– Ну а теперь вспомни, что успела прочитать в этих
бумагах. Кое-что я добавлю от себя, то, чего здесь нет. Итак, моя мать родилась
в сороковом, а в сорок первом Вернер оказался в Риге, кстати, в его родном
городе. Кому он писал эти письма? Девушке, в которую был влюблен еще в детстве,
предположение напрашивается само собой, верно? Логично также предположить, что
они встретились.
– Ты знаешь имя этой девушки? – с волнением спросила я.
– Марта. В одном из писем он ее так называет.
– А фамилия?
– Понятия не имею, – пожал плечами Макс. – Он тщательно
скрывал ее от посторонних глаз, хотя везде таскал с собой. Моя бабка о шалостях
мужа очень скоро узнала, но… он оставил ее упреки без внимания. С июня сорок
первого года они ни разу не виделись, она так и умерла, ничего не зная о его
судьбе. Последний из соратников видел его в октябре сорок четвертого, никакой
женщины он не упоминает.
Зато есть два любопытных рассказа о том, как Ральф Вернер в
одиночку дважды переходил линию фронта: первый раз, когда русские стояли под
Ригой, второй раз уже после того, как город сдали. Что ему там понадобилось?
– Два этих ящика? Макс засмеялся.
– Псков довольно далеко от Риги, в одиночку преодолеть
несколько сотен километров по глубокому тылу противника? Не думаю, что дед был
идиотом. Туда его гнало нечто совсем другое.
– Что же?
– Он искал ту самую женщину. Почему бы и нет? Хотя,
если тебе больше нравится версия, что твой отец купил письма на блошином рынке…
– Женщина? – зло засмеялась я. – Чтобы такой мерзавец,
как твой дед, стал рисковать головой из-за женщины?
