Взгляд старика был устремлен мимо Савельева. Игорь оглянулся. Маша все еще пятилась назад, когда с потолка упал провод.
– Маша, стой! – Игорь попытался не повышать голос, чтобы не напугать девушку. – Маша, иди сюда.
Стрельцова будто встрепенулась ото сна и побежала к Савельеву.
– Ты ее не тронешь, – твердо сказал Игорь. – Ты уже достаточно отомстил.
Савельев достал пистолет.
– Игорек, только не стреляй. А то эта гнида залезет в кого-нибудь из нас. – Костя подошел к Савельеву и Стрельцовой.
Из помещения за креслом вышел Тутуев:
– Все готово, отец.
– Шинок, ты должен шделать для меня еще кое-что.
– Я слушаю.
– Убей эту шучку! – старик ткнул свободной рукой в сторону девушки.
– Ее никто не тронет! – зарычал Савельев, завел девушку за спину и направил пистолет сначала на бомжа, а затем на Тутуева.
Пришвин тоже направил пистолет на Володю.
– Нам лучше никого не убивать, – прошептал Костя.
– Ты это вот им шкажи, – старик кивнул на тела Колтуна и Кулешова и захихикал.
– Заткнись, сука! – Савельев дернулся в сторону бомжа. – Заткнись!
– Отец, зачем тебе она? Когда все закончится, ты и сам сможешь… – Вова не мог подобрать слов. Он едва сдерживался, чтобы не выхватить кнопку и не вдавить ее. Он ненавидел эту мразь, засевшую в старике.
– Да, пожалуй. Шинок…
Игорь в два шага преодолел расстояние до Тутуева, схватил его за шею и приставил пистолет к виску.
– Слазь со стула, – произнес Савельев. – Слазь, а то…
– А то что? – улыбнулся старик.
– Я вышибу мозги твоему сыну! – твердо сказал Игорь.
– Не надо! – крикнула Маша.
– Надо, Маша! – Пришвин схватил ее за руку и притянул к себе. – Надо делать хоть что-то.
– Убьес моего шина? Убивай.
– Что? – в унисон спросили Савельев и Пришвин.
– Убивай, – повторил Электрик. – Я его никогда не любил. Маменькин шинок.
В следующий момент Тутуев, воспользовавшись замешательством Савельева, вывернулся и отобрал у него оружие. Он наставлял пистолет поочередно то на Пришвина, то на Савельева.
– Так надо, так надо, – шептал парень и отступал.
– А-а, шопляк, ты выпуталша. Ты радуес папу.
– Заткнись, козел. Маменькин сынок, говоришь?
– Шинок, это же я так…
– Ты думаешь, я тут расстилался перед тобой из любви к тебе? Ха! – Володя театрально хохотнул. – Да плевать я хотел. У меня только один отец – Сергей Иванович Тутуев! Понял, мразь?! Не убийца по прозвищу Электрик, а человек, не способный даже прикрикнуть на ребенка.
– Так для чего же ты штаралша? – У человека в кресле ни на секунду с лица не сходила улыбка.
– Для того, чтобы, сука, запечатать тебя, как джинна, в херову бутыль и зашвырнуть туда, где тебя никто не найдет.
Электрик все понял. Он дернулся. Ремни на руках затрещали, но выдержали. Кнопка отлетела к ногам Тутуева.
– Ты не шделаес этого! – крикнул старик охрипшим голосом.
– Уже сделал, – сказал Тутуев и надавил ногой на красную кнопку. – Прощай, папаша!
Свет моргнул. Раздался хлопок, и по помещению поплыл размеренный гул. Будто над комнатой проходила высоковольтная линия. Из соседнего помещения едва доносился звук работающего двигателя.
– Шучонок, ты еще пожалеес! – взвизгнул Электрик и дернулся.
Его затрясло, розовая пена потекла по подбородку, глаза вылезли из орбит. Вместо Добряка на кресле появился Димка Колтун, потом Юрка, Пашка, Оля, дядя Саша… Люди менялись с каждой судорогой. Игорь даже увидел маму и папу. Тварь показывала всех, кого убила. Через пару минут все закончилось.
– Он умер? – к Тутуеву подошел Савельев.
– Добряк? Да. А Электрик – нет.
Игорь протянул руку к обгоревшему человеку.
– Не трогай! – ударил его по руке Володя. – Мало ли.
Он зашел за кресло и отключил какие-то провода.
– Теперь можно, – разрешил Паровоз.
– Послушай, Тутуев. Ты сказал, что Электрик еще жив. Но тогда где он? – спросил Пришвин. – В ком-то из нас?
– Нет. Эта тварь в генераторе в соседней комнате.
Все молча следили за манипуляциями Паровоза. Он вышел, вернулся с канистрой и начал поливать все вокруг. Потом что-то вспомнил, развернулся и вошел в щитовую. Размеренный рокот двигателя затих. Зловещая тишина накрыла их. Она давила. Людям захотелось выйти из этого здания, уехать из этого селения.
– Уходим, – будто прочитав их мысли, произнес Тутуев.
– Подожди! – остановил его Пришвин.
Подошел к Добряку и стянул его на пол. Пистолет, из которого еще десять минут назад стрелял, вложил в руку старика.
– Неучтенный, – произнес Костя, но его понял только Игорь. – Берите и этих двоих. На свежий воздух их.
– Мы вышли на след подражателя Электрика, – произнес Пришвин, когда три трупа лежали на улице. – Но перед этим он успел убить четверых ребят.
– Кто подражатель-то? – не понял Владимир.
– Бомж, – ответил Игорь и подал Паровозу канистру.
– Неужели все закончилось? – спросила Маша.
– Почти, – сказал Володя и вошел в ДК.
Он старался полить из канистры каждый сантиметр. Запах бензина стал невыносимым. Тутуев взглянул на распахнутую дверь каморки Электрика. Его что-то смущало. Володя поставил канистру на пол, достал замок, найденный в электрощитовой, и запер дверь.
«Теперь точно не убежит», – подумал он.
Взял канистру и продолжил свой путь. На улице отбросил пустую емкость, достал спички, поджег одну, вложил ее в коробок и после вспышки, не раздумывая, бросил на бензиновую дорожку. Огонь побежал к цели. Еще до рассвета он сожрет здесь все. Все! ДК, щитовую, генератор и кресло, а самое главное – Электрика.
– Вот теперь все закончилось, – произнес Тутуев, когда пламя поглотило все здание.
Эпилог
Гришка Сыч был зажиточным человеком, по меркам поселка. У него была продуктовая палатка на двадцать шестой шахте, несколько теплиц с рассадой, ну, и бригада старателей, как он их называл. Бригада состояла из четырех человек (иногда сам Гришка подключался к поискам), и искали они черный лом. Ездили по улочкам и находили заброшенные дома и дачи. Раздолье, конечно, для Сыча и его свиты было в зимнее время, так как любая дача становилась заброшенной до майских праздников. Гришка пару дней пас выбранный им дом, а на четвертый поджигал. Такой способ добывания металла был редким, иначе бы он уже весь Подлесный сжег, но он был – и приносил за раз пару-тройку тонн лома. Подвалы дачников, да и самих поселковых жителей были выложены из шпал, а перекрытиями служили рельсы и семимиллиметровые металлические листы. После поджога дома Сыч с бригадой отсиживались (появление пожарных, а тем более погорельцев было маловероятно, но все-таки), а потом забирали свои пятнадцать-двадцать тысяч.
