Он принял душ, побрился (это он проделывал с особым трепетом, вкладывая в этот процесс всю душу – из его одноклассников мало кто мог похвастаться тем, что бреется хотя бы раз в неделю) и приступил к подбору гардероба. Тут не было того трепета, как при вазюканье по раскрасневшимся щекам электробритвой, но это могло занять какой-то отрезок времени. Какой именно, знал только отец. Чем, собственно, и не преминул поделиться со своим отпрыском.
– На облачение в штаны у тебя уходит чертова уйма времени. Обычные долбаные штаны! – кричал отец. – Ты что, их через голову надеваешь?
Ну как этому человеку объяснить, что время тратится не на одевание, а на выбор расцветки, фасона. Под эти кроссовки – джинсы, под эти – только спортивный костюм, а вот под туфли с острыми носами – брюки-дудочки.
– Что может быть проще? Две ноги – две дырки в штанах. Ты знаешь, я даже подозреваю, что Бог создал брюки, когда хорошенько пересчитал все ноги у человека.
Любит пофилософствовать предок. Профессор, а не охранник. Поэтому-то собираться куда-нибудь в полном одиночестве для Юры было наслаждением. Счастливые минуты (кстати, не такие уж частые) были прерваны звонком в дверь. Похоже, это чудо техники было навязано людям вовсе не Богом, потому что редкому человеку приятно слышать дверной звонок.
Юра быстро впрыгнул в джинсы.
А? Можешь, когда хочешь?
Конечно, может. Трудно сосредоточиться на выборе, когда около двери стоит кто-то очень настырный. Юрка открыл дверь. Перед ним стояли два незнакомых ему мужчины.
– Юрий Кулешов? – спросил тот, что повыше.
– Да, – очень неохотно ответил Кулешов. Для него каждый, кто звонил в его дверь и называл его имя, принадлежал к вражескому стану злобных людей из военкомата. Несмотря на то что до момента неудачного поступления (тьфу, тьфу, тьфу!) он был защищен от призыва в армию, встреча с представителями этого племени не доставляла никакого удовольствия.
– Оперуполномоченный Пришвин, – представился и показал удостоверение второй.
Высокий последовал его примеру:
– Детектив Савельев. Частное сыскное агентство.
Стало от этого легче Кулешову? Черта с два! Если от людей из военкомата была хоть какая-нибудь защита, то от этих не защищен никто и никогда.
– Почему не в школе? – спросил Пришвин.
– А что, теперь за прогулы сажают?
Черт возьми! Юра сказал это раньше, чем подумал. Теперь он жалел не только о том, что открыл им дверь.
– Дерзишь, малый? Родители дома?
– Нет.
– Мы войдем? – Пришвин отодвинул Юрку и вошел в квартиру.
– Да, конечно.
Дрожь в коленях прошла, но общее недоумение осталось.
– Мы к тебе пришли по поводу твоих друзей: Шевченко, Стрельцовой и Курагина, – начал Пришвин, когда разместился в одном из кресел.
– А что с ними?
Савельев посмотрел на подростка и улыбнулся:
– Ты, малый, присядь.
Игорь положил руку на плечо парня и придавил. Юрка присел на диван. Савельев сел рядом.
– Пока с ними ничего. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
Детектив достал из внутреннего кармана куртки белый прямоугольник и протянул Юре.
– Видел его? Или кого-нибудь похожего.
Парень взял картонку. На фотографии был какой-то лысый мужик. Юрка видел его впервые, но…
у меня в микроволновке лысая башка жарится
Он повернулся к детективу и отдал фото.
– Видеть не видел, но я вот вспомнил…
– Что? – Пришвин подался вперед.
– Около часа назад, – Юрка рассказывал Савельеву, даже ни разу не повернувшись к оперу, – мне звонил Курага.
– Кто? – не понял Савельев.
– Курагин Пашка, – пояснил Кулешов. – Плел про какую-то лысую голову у себя в микров…
– Поехали к нему! – Савельев вскочил и направился к двери.
Пришвин встал.
– Дерзкий, ты с нами, – сказал опер. – Покажешь, где живет Курагин.
До дома, где жил Пашка, добрались за десять минут. Пока ехали, Кулешов почувствовал какую-то тревогу. Странное беспокойное чувство за себя, за Курагу, за девчонок.
Мы к тебе пришли по поводу твоих друзей: Шевченко, Стрельцовой и Курагина…
«Шевченко, Стрельцова и Курагин, – прокручивал у себя в голове Юрка. – По поводу друзей… А как же Любимов и Колтун? Ну, положим, о Любимове они могли знать, что тот умер, но Колтун…»
– А как же Колтун? – вдруг спросил Кулешов.
– Мертва, – твердо сказал Пришвин.
Юрка замолчал и, только когда они подошли к железной двери квартиры Курагина, спросил:
– Как? Как она умерла?
– Малый, не забивай себе голову. – Пришвин подошел и вдавил кнопку звонка.
«Ну почему обязательно нужно быть такой гнидой? Они вообще умеют сострадать, переживать?»
– Она умерла от массажера, – сказал Савельев и обратился к Пришвину: – Выключи в щитке автомат.
Костя повернулся к другу и вопросительно поднял бровь.
– Может, человек не слышит. А так увидит, что свет потух, и выйдет посмотреть на щиток, – пояснил Игорь.
– Если его там убивают, ему будет наплевать, работает у него холодильник или нет, – произнес опер и со всей силы ударил в дверь.
Гулкие удары по железной двери разносились по всему подъезду. Савельев все-таки подошел к щитку и выключил автомат.
* * *
Из-за двери Пашка слышал, как снова включилась микроволновая печь. Гул и потрескивание (лопающейся кожи?) были такими сильными, что Курагину казалось, будто он из кухни и не выходил. Таймер звякнул, и все стихло. Только слышалось иногда, как что-то шипит. Пашке вспомнились летние каникулы. Тогда они ездили на шашлыки. Вот там-то он и слышал такой звук. Так шипел растопленный жир, капающий на раскаленные угли.
Кто-то был в квартире и включал микроволновку. Будто в подтверждение его мыслей, печь снова включилась, и жир, стекающий из лопнувших ран на лысой голове, капал на горячую тарелку и шипел. Теперь Паша даже чувствовал запах шашлыка. Вкусный запах. Он вспомнил, что так и не поел. Черт бы с сосущим желудком! Поскорей бы незваный гость приготовил свое ужасное блюдо и убрался из квартиры. Но что-то Паше подсказывало, что это всего лишь закуска. Основным блюдом может стать Павел Курагин под белым соусом.
Снова все стихло, даже запах жареного мяса исчез. Паша начал успокаиваться, когда таймер микроволновки сработал в его комнате. Курагин подпрыгнул, телефонная трубка отлетела к кровати. Теперь Павел, кроме собственного сердцебиения, ничего не слышал. Нет, он слышал слабое шипение, доносящееся из-за двери. Шипение усилилось, и Курагин даже начал различать слова.
