– Вот и я об этом.
– Да нет, ты не поняла! – Стас подсел ближе. – Маш, а хочешь, я побуду с тобой до приезда родителей?
Она вдруг улыбнулась и положила ему голову на плечо. Ох, как он хотел, чтобы это продлилось вечно! Но она тут же отстранилась и посмотрела ему в глаза.
– Стасик, ты такой хороший. Ты самый лучший друг. – Маша поцеловала его и встала. – Со мной Светка побудет. Спасибо, Стасик.
Светка побудет? Чертова сучка! Стас ненавидел эту потаскушку, прыгающую по койкам. Светка занималась сексом с кем угодно, когда угодно и где угодно. Будто в подтверждение его мыслям, Колтун вскрикнула за стеной. Она трахалась с каким-то спортивным рвением, будто шла на рекорд. Стас ненавидел ее за это. За это, да не за это. Он был влюблен в шлюшку. С первого класса влюблен. В седьмом классе Стас решился и пригласил белокурую девчонку (тогда она вряд ли занималась «спортом») в кино. Она рассмеялась ему в лицо, при всех обозвала уродом и поставила жирный крест на его любви. Превратив это прекрасное чувство в ненависть, которая сегодня поднялась еще на одну шкалу. Побудет она с ней… Маша ее и не увидит. Провизжит в спальне все сутки, сука!
– Ладно, тогда я пойду? – Стас встал.
– Ага.
Стасик остановился у двери.
– А что ты думаешь о том, что Паровоз по ночам плачет? – Стас напоследок решил хоть чем-то расстроить любовь Маши к этому животному.
– Все мы плачем, – проговорила Маша. – Особенно по ночам.
Глава 3
Володе снилась мама. Вернее, ему снилась вся их счастливая семья. Мама, отец, Аленка, бабушка и он. Они пришли в зоопарк, приехавший к ним на неделю. Этот сон скорее был воспоминанием пережитых событий. Володя знал наперед, что произойдет дальше. Сейчас они подойдут к фотографу, и мама попросит его сделать снимок с чучелом медведя. Иногда, когда Вова вспоминал тот самый момент, он думал, что медведь жил когда-то в одной из клеток передвижного зоопарка, а потом умер (от старости или болезни), и из него предприимчивые люди сделали предмет для развлечения. Чтобы не пропасть добру.
Мама с улыбкой помахала им. Бабушка взяла за руки Алену и Вову и подвела к медведю. Все шло, как и тогда. Все улыбались, даже смесь запахов звериного дерьма и сладкой ваты не мешала радоваться. Когда что-то пошло не так? Володя не знал. Наверное, когда папа куда-то ушел. Вова не был уверен, но… Он во сне понял, что их ждет какая-то беда. Запах экскрементов усилился, люди стали какими-то призрачными, а медведь будто ожил. Нет, он все еще стоял неподвижно, но Володе казалось, что тварь замерла перед броском. Чудовище, пахнущее нафталином, ждало, когда мальчик Вова отвернется, чтобы наброситься на него.
– Вова, я боюсь, – прошептала Алена и прижалась к брату.
Володя все-таки отвел взгляд от мохнатого монстра. Мама и бабушка исчезли (может, ушли за отцом?), а призрачные прохожие уставились на них, будто это Вова и Алена были питомцами зоопарка. Продавщица сладкой ваты протягивала им по палочке с… Вместо волокон сахарной пудры на палочках каким-то образом висел конский навоз. Алена закричала.
– Тисэ, мысы! – прошипел кто-то за спиной парня. – Кот на крысэ!
Володя увидел лысого крепкого мужчину в спецодежде, направляющегося к ним.
– Засумите – он услысыт. – Незнакомец коснулся указательным пальцем полных влажных губ и улыбнулся.
Когда лысый мужчина начал меняться, Володя проснулся. Последним, что увидел Паровоз, был оскалившийся медведь с объективами фотоаппаратов вместо глаз.
Володя встал. Тоня что-то прошептала и перевернулась на другой бок. Одеяло задралось, обнажив ее аппетитные ягодицы. Паровоз прошел в кухню, достал банку «яги» из холодильника, открыл и сделал три жадных глотка. Сон тяжелым грузом давил на сознание, но еще пара глотков «Ягуара» облегчила эту ношу. Проходя мимо спальни, где кувыркались Вася и Соня, Паровоз услышал музыку. Он бесцеремонно открыл дверь и вошел.
– А, Паровозик, заходи, – улыбнулся Вася.
Володя сел рядом с хозяином квартиры и уставился на танцующую Соню.
– Че у вас тут? – спросил он и криво усмехнулся.
– Стриптиз, – ответил Василий и уже шепотом добавил: – Слышь, Паровоз, давай меняться.
Вова вопросительно поднял бровь, но по наглой улыбке приятеля все понял.
– Иди, – разрешил он.
Вася ушел, а Соня изгибалась под какую-то медленную композицию. Когда лифчик упал на ширинку Паровозу, он почувствовал возбуждение. Кошмар начал затуманиваться, а когда Соня нагнулась, показав Володе округлый зад во всей красе, медведь, лысый мужик и дерьмо на палочке были забыты.
Девушка уже была обнажена, но в кровать не спешила, да и Паровоз ее не торопил, несмотря на возбуждение, бьющееся в паху. Соня схватила гирлянду, оставшуюся с Нового года, и начала выплясывать с ней, то надевая ее на плечи, словно шаль, то проводя ею между ног. Мелодия уже сменилась, но неугомонная Сонечка продолжала танец. Он не видел, когда она успела включить гирлянду, но новогоднее украшение начало подмигивать в такт музыке.
Тоня стонала за стеной – Васька старался. Володя улыбнулся, и только когда с губ стриптизерши-самоучки слетел стон боли, он обратил внимание на то, что танец немного странный. Девушку будто трясло от холода. Паровоз вскочил с кровати.
– Что с тобой?
Соня продолжала, выпучив глаза, трястись. Володя подошел к ней и взял за плечо. В глазах вспыхнуло, и Паровоз отлетел назад. Перед тем как потерять сознание, он увидел рядом с Соней лысого мужика из своего сна. Только теперь незнакомец состоял не из плоти и крови, а из миллиона маленьких молний и искр.
* * *
Ольге стало скучно. Причем СКУЧНО большими буквами. Болван, возомнивший себя ее мужем, хозяином и еще черт знает кем, постоянно был рядом и все время ревновал, ревновал, ревновал… Как он надоел, черт бы его побрал! Стояла ли она с мальчишками – ревность, с преподавателями – ревность, с девочками… А, вы о пацанах разговариваете! Причем он не спрашивал. Отелло утверждал. На-до-е-ло! А ведь ничего и не было.
Была ли так свята Оля? Даже если и нет, что с того? Ей очень нравился Вячеслав Андреевич – физрук. Возможно, и физрук, и Юрка догадывались о симпатиях Ольги. Тогда поведение последнего понятно, а вот Вячеслав был холоден, как и со всеми своими учениками, а может, даже и больше. Это очень обижало Шевченко, но она знала, что у нее есть Юра Кулешов. Болван, конечно, но ее. Так было до вчерашнего дня. Пока она не сказала себе: хватит. Уж лучше, как Светка Колтун, быть в постоянном поиске, чем жить, как ее мать. Работа, дом, семья. Причем, в каком порядке ни ставь эти понятия, веселее не станет. Скукотища. По мнению Оли, вся ее жизнь потихоньку скатывалась к яме под названием «быт». И Кулешов упорно ее туда толкал.
Шевченко была очень спокойной девушкой, но если ее зацепить… Она хотела мирно расстаться с Юркой, но, как Оля поняла уже через пять минут, этого хотела только она. Юрка уговаривал ее не бросать его, потом угрожал, умолял и снова угрожал. Оля устала. Ску-ко-ти-ща! И тогда она выложила, выплеснула помои, заготовленные специально для такого случая. Олю было не остановить. Она назвала его ничтожеством, призналась в любви к физруку и, самое главное, сказала, что занималась с ним сексом из жалости. И все! Она не знала, надолго ли, но сразу же после этих слов Юрка ушел.
