Они поверят тебе, Старый Хрофт. Они уже верят. Ты научил их многому, что останется с этим народом — потому что не все ж уйдут с тобой. И из ушедших… кто-то ведь наверняка вернётся. Ведь не может же быть так, чтобы погибали все, без остатка?
Здесь он останавливался и мрачнел, уставившись на собственные сжатые кулаки.
Они пойдут за тобой, Старый Хрофт, и ты поведёшь их на верную смерть. Не обманывай себя, обратно не вернётся никто. И почему ты решил, что твоя собственная готовность оборвать существование бога Одина оправдывает или дарует тебе право обречь на гибель тысячи тысяч тех, кто верит в тебя?
Сперва он не сомневался. Молодые Боги, Ямерт с остальными, должны пасть, и никакие жертвы не станут напрасны.
…Но эльфы этого мира не видели от Ямерта никакого зла. У них был свой враг, свои счёты, своя война. Да, когда-нибудь Молодые Боги властно постучат в двери их мира, и тогда…
И вот тогда, не раньше, он, бог Один, получит право вести их в бой.
Сперва он корил себя за слабость, когда подобные мысли посещали его. Ас Вранов не сомневается, когда ведёт воинов в бой, к единственно достойной их смерти. Он бог, и этим всё сказано.
Вчерашний Один, владыка Асгарда, носитель Гунгнира, не усомнился, когда выводил рати Хьёрварда на Боргильдово поле. Он считал себя вправе распоряжаться жизнью и смертью тех, кто стоял в рядах его воинства.
Что ж, бог Один использовал своё право.
Вернулся ли в Хьёрвард хотя бы один из смертных воителей? Или они полегли все, с его именем на устах, сражаясь до самого конца — и побеждая в своей битве, ведь армию Молодых Богов они одолели, окружили и перебили немалую её часть, заставили отступать другую…
Он точно помнил, когда пришла уверенность, что так нельзя. В ночь, когда особенно ярко пылало пламя в его кузне, а собравшиеся эльфы, довольные закончившимся уроком, пели, глядя на целую россыпь сияющих живыми огнями украшений.
Молодые, светлые, радостные. Они не знали настоящего страха или истинного горя, Тёмный Охотник и его похитители оставались больше страшноватой сказкой — пропадали немногие, но беды приходили и с других сторон. Горный обвал, наводнение, рухнувшее дерево… Тёмный Охотник был просто ещё одной причиной из их числа, что-то наравне со слепой стихией, выбирающей случайных жертв.
Одно время Старый Хрофт недоумевал, почему слухи и страшные рассказы об Охотнике не заставят эльфов собраться вместе, встать под знамя тех, кого они сами называли своими правителями и не положить всему конец — пока не понял, что Чёрный Враг для эльфов так и не сделался чем-то осязаемым, чем-то личным, чем-то большим, чем случайно падающее старое дерево, под которым случайно оказался кто-то из их родичей.
Они ещё не научились по-настоящему ненавидеть, вдруг подумал Отец Дружин. Они не знают, что это такое — исступлённо и в то же время холодно, рассудочно желать и ждать смерти врага.
Война для них — игра и приключения. Они могут произносить правильные слова — потому что искусны с ними и способны вообразить себе многое; но на деле они не знают и не понимают, с чем столкнутся.
Но этого мало. Мало тех, кто согласен будет сражаться и погибать; надо, чтобы от этого произошёл бы хоть какой-то толк. И вот в этом-то Старый Хрофт чем дальше, тем больше сомневался.
(Комментарий Хедина: я этого ждал. Во времена Древних Богов к жизни подданных и простых смертных (или даже относительно бессмертных, как эльфы) относились куда проще. В конце концов, каждого ждало посмертие. Мало кто знал о Демогоргоне, Великом Орле, собирающем в себя души. Так что же узнал — или понял — Отец Дружин, чтобы отказаться полностью от замысла? Или главным и единственным стало именно осознание, что он не имеет право вести других на смерть? Тем более на бесполезную?)
Магия Молодых Богов простиралась теперь повсюду. Словно запах, тонкий, проникающий в любую щель, странный и неприятный. Чем дольше Отец Дружин оставался в новом для себя мире, чем больше учил тянувшихся к нему эльфов — тем отчётливее становилось разлитое повсюду волшебство, словно чистый горный ручей нёс вниз кровь от рухнувшего в поток тела.
Нет, признавался потом себе Старый Хрофт, это тебе очень хочется вообразить себе их магию — «кровью». Тебе они враги; а здешним обитателям?
Он вслушивался в едва уловимое содрогание небесных сфер, улавливая их колебания, угадывая в них творимые роднёй Ямерта заклинания. Он искал уязвимое место — и не находил его.
(Комментарий Хедина: здесь Отцу Дружин как раз и следовало бы явить все цветы собственного красноречия. Потому что мы с Ракотом никогда ничего подобного не замечали, не чувствовали и не обнаруживали. И даже когда Молодые Боги перестали быть хозяевами Упорядоченного — для нас ничего не изменилось. Из потоков силы ничего не исчезло; конечно, можно сказать, не исчезло потому, что сами Ямерт с роднёй остались живы. А мы, Истинные Маги, настолько привыкли к этому «запаху» наших бывших хозяев, что без него не можем себе даже представить Упорядоченное.)
Армию будет ждать тот же конец, что и собравшуюся на Боргильдовом поле. Пусть даже она вся составлена будет из чародеев и волшебников. Никакие жертвы не помогут — сила Молодых Богов повсюду, она словно сама ткань магии, она всеобща.
Ямерт не лгал, утверждая, что на их стороне — всё сущее.
И, значит, отомстить может только равный им. Только тот, кто станет вровень, кто опрокинет новый порядок вещей, но совсем не так, как надеялся одно время совершить сам Отец Дружин.
Мститель должен быть один.
И Старый Хрофт, похоже, знал, где его надлежит искать.
(Комментарий Хедина: по-прежнему не слишком ясно. Дальше в рукописи шёл совсем небольшой листок, что-то вроде путевых заметок; и после него читатель упирался в настоящий щит чёрного гномьего железа. Кончалась одна часть истории. Начиналась совсем другая.)
Бог Один покидал приютивший его мир. Он ехал, понурившись и не понукая Слейпнира, тоже тащившегося еле-еле. Чудесному коню тоже не хотелось покидать девственные луга и чистейшие потоки.
Ничего не поделаешь, мой верный скакун, бог только тогда бог, когда отвечает за себя и других. Ты вывел огромную армию на Боргильдово поле, Старый Хрофт, вывел и проиграл. Начал собирать новую, уповая на магию, раз уж новые хозяева Упорядоченного так сильны в ней — но вовремя остановился. Нет, этот путь ты уже испробовал, испробовал и решил, что требуется нечто совершенно иное.
Куда теперь проляжет твой путь, Отец Дружин?
Опять под чужое небо, где найдутся свои хозяева «сущего», пусть даже это «сущее» в пределах Упорядоченного — крошечная, почти незримая пылинка?
Нет. Великие океаны Хьёрварда, ледяные поля крайних севера и юга, острые кости земли, вздыбившиеся горами, недобрая, суровая земля — что там творится сейчас, под новыми хозяевами?
