– Ну, дядюшка, теперь мы хотели бы услышать твои соображения по вопросу, который будем обсуждать. Прошу всех садиться… И тебя тоже, мессир эделинг, и тебя… – добавил он, заметив, как стеснительно себя чувствует долговязый Кнесслер около входа. – Сегодняшний разговор имеет к тебе непосредственное отношение.
Король сел сам и дождался, пока рассядутся остальные.
– Итак, слушаем тебя, дядюшка Бернар. Каково мнение воинов, возглавляемых тобой?
Бернар давно уже приготовил свою речь и потому начал говорить уверенно и без сомнений, хотя никогда не обладал достаточными навыками оратора, предпочитая логически построенному изложению позиции обыкновенную команду «Вперед!», посылающую войска в атаку. Но нынешнее выступление далось ему легко, потому что сам он, воинственный и бескомпромиссный, думал так же, как и большая часть королевской армии, и ему не требовалось сопоставления фактов и приведение их к логическому выводу.
– Мне особо сказать и нечего. Как ты, Карл, и приказал мне, я опросил всех командиров самых крупных из отдельных отрядов, хотя особой надобности в этом не было – тема обсуждена между нами многократно. Они сходятся во мнении со мной по всем основным направлениям дальнейших действий. Разница заключается только в тактике и в общей стратегии ведения нынешней летней кампании. Я не удивился единодушию наших баронов. Они, как и я, только воины, и совсем не политики. И потому предпочитают длинной речи удар копья! Надеюсь, что и политики предпочтут опираться именно на этот наиболее веский аргумент, а не на слова и обещания откровенных противников и неверных союзников, как порой случается. Мы все отлично знаем старую пословицу, что предают только свои. И лучше не иметь ненадежных «своих», чтобы не быть в очередной раз преданными ими.
Другой речи от Бернара никто и не ожидал. «Маленький боевой петушок», как его любовно звали во франкской армии, доводы копья всегда считал наиболее верными и вескими. Пусть «перья», то есть копья во все стороны осколками летят, но Бернар будет стремиться только к утверждению своей силы, не опускаясь до уровня уговоров.
– А в чем все же заключается разница в мнениях баронов? – поинтересовался Алкуин, всегда стремящийся к предельной точности понятий, чтобы ни у кого не возникло после разговора возможности двояко толковать сказанное.
– Исключительно в том, что одни предпочитают для начала навести порядок у себя за спиной, то есть превентивными мерами обеспечить невозможность восстания саксов, а потом двигаться дальше.
– Что это могут быть за меры?
– Взять в обеспечение своей безопасности заложников. И не четыре с половиной тысячи, как те несчастные, казнить которых пришлось после прошлого удара в спину, когда погибла армия графа Теодориха. А больше, потому что саксы уже знают твердость королевских законов и не пожелают рисковать жизнями, скажем, десяти или пятнадцати тысяч мирных жителей из самых знатных родов.
– Это слишком… – не согласился король. – Твои бароны с равным основанием могли бы предложить взять и сорок тысяч заложников.
– И кормить их за свой счет… – добавил Алкуин.
– Да. Такой поход обошелся бы для королевской казны слишком дорого, – отмахнулся Карл перчатками то ли от совета дяди, то ли от комаров, которые доставали его и в палатке. – Я даже обсуждать такой вариант не хочу. А что предлагают другие?
Бернар усмехнулся. Сам ищущий только воинскую славу, а вовсе не доходов, приносимых войной в его карман, он слегка неодобрительно относился к тем, кто искал выгоду раньше, чем одержал убедительную победу. Именно поэтому Бернар ни разу не участвовал в небольших набегах на соседние страны, что время от времени предпринимали отдельные отряды баронов, но не пропустил ни одного крупного сражения, которое давал Карл.
– Другим не терпится пополнить свой большой карман за счет врага, и они готовы прямо сегодня переправиться через Лабу в страну бодричей. А остальное оставить на попечение Бога. Он и защитит, и неверных союзников покарает.
– Мне кажется, что здесь не только карман виноват, – мягко заступился за своих военачальников Карл, – но и дух рыцарства, присущий баронам, зовет их в бой. Этот дух всегда ищет новых впечатлений и новых противников.
– Все это так, мой царственный племянник прав, как всегда, – почти согласился откровенный Бернар, – однако разговоры слышатся больше о том, какие города следует брать в первую очередь, пока жители и волхвы местных храмов не успели попрятать свои сокровища. И только потом уже о генеральных сражениях, способных решить исход войны. Впрочем, одно другому никогда не мешало… Война – это тяжкий и неблагодарный труд, а каждый труд требует соответствующей, и даже более того, достойной оплаты. И каждый воин волен самостоятельно искать цель, которую имеет смысл перед собой ставить.
– Беда только в том, что кое-кто желает эту оплату существенно уменьшить… Там, – кивнул Карл на стол, – лежит письмо от его святейшества Адриана Первого
[89]
. Любопытствующим могу поведать, что благочестивый ватиканский правитель требует от нас, чтобы сокровища языческих храмов доставались не воину, простершему над ними меч, а Ватикану. С этим он желал бы благословить наш поход.
– Слава богу, что известная жадность не заставляет его требовать десятины со взятых городов, – с сарказмом прокомментировал сообщение Бернар. – Не слишком ли дорого берет неблагочестивый Папа за несколько произнесенных с кафедры слов…
– Впрочем, – добавил Карл, – там же лежит еще одно письмо из Рима. Меня предупреждают, что Адриан, судя по всему, не сможет оправиться от болезни, приковавшей его к постели, и доживает свои последние недели. Но, – остановил себя король, – оставим притязания первосвященника на его нечистой совести, а сами вернемся к настоящим делам. Значит, бароны желают войны!
– Да, мой государь.
– Бесконечной войны, прошу заметить, сир… – скромно добавил дю Ратье, всегда сознающий свое место в придворной иерархии и потому редко говорящий конкретно и от себя, противопоставляя личное мнение мнению других. Но предпочитающий коротким комментарием придать разговору определенную направленность, чем ему, впрочем, нередко удавалось влиять на принятие каких-то важных решений. – А в бесконечной войне не может быть порядка. Потому что война выглядит стройной только с одной или с другой из воюющих сторон, а в целом она представляет собой исключительный и бесконечный хаос. В период войны ни одно государство не способно к полновесной хозяйственной деятельности на благо своих соотечественников и своего короля.
