— Ну бабушка-та знает наверняка, да?
Он улыбнулся.
— Знает, да?
— Знает.
— Юра, — попросила Анфиса, — ты должен немедленно, прямо
сейчас, рассказать мне историю своей жизни.
На этот раз он засмеялся.
— Да в ней нет ничего романтического. Правда, клянусь тебе!
Меня не бросала жена, у меня не убивали напарника и в службе я не
разочаровывался!
— А как тогда ты к нам попал?!
Он посмотрел на нее.
— Ты точно хочешь знать?
— Да! Ну, не кокетничай уже, расскажи!
Он вздохнул.
— У меня редкая болезнь легких, — сказал он тихо и неохотно.
— Жить могу только в лесу и только в сосновом. Все. Конец истории.
Анфиса смотрела на него во все глаза;
— Ну что ты смотришь? — спросил он сердито. — Не надо на
меня смотреть! Я не инвалид, слава богу, но служить не могу. И вообще гожусь
только… в лесники. А ты что хотела? Полицейского в исполнении Мела Гибсона?
Пожалуй, чего-то в этом роде она и хотела. Ну, уж точно, не…
редкую болезнь легких!..
— Генерал Калитин, спасибо ему, определил меня на работу к
твоей бабушке. А то пришлось бы в тайгу уезжать. А тут у нас тайга под боком,
своя… собственная. — И он повел рукой окрест, и Анфиса вдруг подумала, что он
врет.
Врет, и все тут. Никаких объяснений или подтверждений этому
не было, но она знала — врет.
Впрочем, расспрашивать дальше не имело смысла.
Он все равно ничего не скажет.
Она помолчала и спросила «про другое»:
— А про Петра Маршновича и портрет узнал что-нибудь?
— Твоя бабушка все узнала.
— Как?!
— Очень просто. Она же у нас тоже… великая сыщица. — Он
улыбнулся. — Она все правильно решила. Портрет вытащила из рамы, и там
оказалось письмо.
— Что?!
— Письмо. От его матери. Она перед смертью призналась сыну,
что его отец — немецкий офицер. В войну она жила на оккупированной территории и
у нее был роман с фашистским офицером. Мы так поняли, что тип на портрете —
отец… нашего соседа. От него у матери остались награбленная церковная утварь,
несколько икон и монеты. Она их спрятала в стене, в подвале. Вместе с письмом
мать передала соседу портрет отца.
— То есть ты хочешь сказать, что… в подземном ходе… клад?!
— Ну да. Или когда-то был спрятан. Какой-то человек,
которому Петр Мартынович про это рассказал, решил его… получить. Он бродил по
саду, изучал подступы — помнишь, ты видела привидение? Или тебе казалось, что
там кто-то бродит? Помнишь?
— Ну да, — согласилась Анфиса. — Помню.
— Он решил, что напугает Петра Мартыновича, и тот в город
уедет или помрет, что одно и то же, и он сможет поискать клад. На свободе, так
сказать. А сосед его… застал. Он был уверен, что тот так напуган, что шагу
ступить не сможет, особенно ночью, а тот все же не дурак был. Как только сосед
понял, что это никакое не привидение, он сразу перестал… бояться. Ночью тот
забрался к нему в подвал, между прочим, через наш потреб. Сосед услышал шум,
открыл крышку, взял свечу, стал светить, и даже спустился в свой подпол, потому
что он не боялся того, кого там увидел! Это был кто-то свой, я же тебе говорил.
Кто-то из его родных, может быть.
— Племянников?
— Или внуков. Мы же ничего не знаем про внуков. Ну вот. Он
туда спустился, и тот его задушил. Сначала усыпил, тряпку с хлороформом
помнишь? А потом отнес в постель и задушил подушкой.
— А тряпка у него откуда взялась?
— Он ее с собой принес. На всякий случай. Если старик
проснется или поднимет шум. Он такой… предусмотрительный преступник.
— И что теперь?
— Я постарался его выманить.
— Как?!
— Я позвонил племянникам и сказал, что мы хотим купить у них
дом и участок. — Он улыбнулся. — Мы с Марфой Васильевной так придумали. Я
сказал, что мы готовы предложить им любую сумму, потому что хотим на этом месте
построить бассейн.
— Что… построить?!
— Бассейн. Что мы хотим тот дом снести и сделать на его
месте бассейн. Преступник должен клюнуть. Он не может допустить, чтобы какие-то
работяги раскопали его собственный клад. Он ради него убил. А ценности он, судя
по всему, не нашел. Я осмотрел весь ход, кладка нигде не нарушена. Значит, он
рассчитывал вернуться. И он понимает, что его родственники скорее всего, согласятся
продать дом, потому что денег у них… не слишком много. Он приедет. Вот увидишь.
— А ты будешь его караулить?
— Не я один, — непонятно сказал Юра Латышев. — В конце
концов, у нас есть Иван Иванович, который обожает твою бабушку. Только тебя я в
засаду не возьму.
— Я и сама не пойду, — сказал Анфиса гордо. Я ищейка, а не
бультерьер. Я Майкрофт Холмс, а ты инспектор Лестрейд.
Он вдруг быстро ее поцеловал и сказал тихонько:
— Не тянешь ты пока на Майкрофта Холмса. Но уже
приближаешься, по-моему!
* * *
Маршрутки долго не было, и Наталья в очереди совсем
измучилась. От пакета еще в метро оторвалась ручка, и теперь он все время
кособочился на одну сторону, полз из перчатки, и приходилось перехватывать его,
чтобы не выпал окончательно.
Из ближайшего музыкального киоска грохотал рэп, так, что уши
закладывало и невозможно было расслышать, что говорит объявляющая девушка.
— Автобус «Выхино — Егорьевск» отправляется в…
— А мне плевать, я под кайфом лечу, потому что ждать не
хочу! — неслось из киоска. — Твоя подружка так мила, всю ночь мне спать не
дала!..
— …по маршруту: Люберцы, Малаховка, Быково, Островцы…
— Я в школе вчера так устал, что даже пить перестал! И
солнце похоже на орех, а все потому, что вокруг грех!..
— …"Совхоз", Луховицы, Егорьевск. Приобретайте
билеты…
— …у подруг, которые возьмут и кинут вдруг! Твоя любовь им
до звезды, у них нет душевной красоты! Только бабки им подавай, рядом с ними не
зевай!
Рядом в очереди пили продвинутое пиво какие-то продвинутые
маломерки от продвинутости невыносимо матерились.
Подлый пакет без ручки выскользнул из перчатки и плюхнулся в
грязь.
— Ну что такое! оааюое! — шепотом воскликнула Наталья и
подхватила пакет. — Вот наказание-то!
