— Валя, расскажи мне.
— Да не буду я тебе ничего рассказывать, сдалась ты мне! Я
думал, ты мне поможешь, а ты… идиотка.
Мика вдохнула и выдохнула:
— Валя.
— Я пошел.
— Валя, что в контейнере?
— Бывай, овца!.. — Он поднялся и потянул со стола пакет с
контейнером.
— Золото? Бриллианты? Метадон?
Так спросить ее научил хмурый дядька Латышев. Он сказал… как
же он сказал?.. Он сказал, что попасть надо один раз из трех, вот как.
Певцов быстро плюхнулся обратно и уставился на нее
подозрительно.
— Ты что?! — спросил он тихо и пронзительно. — Открывала
контейнер, или как?
— Я не открывала, — сказала Мика с ударением на слове
"я".
— Значит, кто-то еще открывал?..
Она молчала.
— Отвечай, овца паршивая! Отвечай быстро, ну!.. Сдала меня,
да?! Сдала, говори, сука! — Под столом он стиснул ей коленку так, что у нее от
боли чуть глаза не полезли на лоб, видимо, он попал в какое-то чувствительное
место, или специально так прицеливался?!
— Кто знает про бриллианты, говори?! Как ты вообще его
вернула?!
В эту секунду он неожиданно понял, что это и есть главной
вопрос, а он ни разу его не задал, а сейчас задавать уже поздно!.. И надо было
думать сразу, а он… Но он не мог упустить контейнер. В цепочке он был не один и
знал, что с ним может случиться, если груз пропадет. Один раз он даже видел
собственными глазами, что стало с человеком, который сделал что-то не по
правилам.
От воспоминаний его затошнило.
«Со мной этого не случится. Со мной ничего никогда не
случится. Просто быть такого не может! Не может, и все тут! Никогда!..»
Он вдруг понял, что страшно боится, так боится, что потеет,
и пот проступает на рубахе под пиджаком, и сочится из всех пор, и стекает за
ремень, и пропитывает одежду, и так потеть — значит, признать свое поражение и
свой страх, а он победитель, а не побежденный!..
— Как ты вернула контейнер, говори! Быстро! Быстро говори! —
Во рту было сухо, и он опрокинул в себя воду, сильно глотнул, закашлялся,
покраснел. Пакет он держал одной рукой, цепко, как будто когтями.
— Да так, — сказала храбрая Мика. — Пошла к Илье и вернула
его.
— Как?
— Так.
— Ну говори, дура! Ну!..
— Я сказала Илье, что под днищем одной из машин контейнер. Я
сама его туда прицепила. Он велел его достать, только и всего.
— Ты… знаешь, что в нем?!
— Ну, конечно, — сказал из-за ее спины Юрий Латышев. —
Подумаешь, фунт изюму — контрабанда. И не такое видали.
Он выдвинул стул и сел рядом с Микой. Напротив Валентина
Певцова.
— Вы кто?!
— Я никто, — сказал Ладашев. — Посторонний. Но со связями.
Валентина Певцова взял ужас.
Просто подошел и взял голыми руками.
Он вдруг как будто забился, стал отъезжать назад со своим
стулом, потянул пакет, не удержал, и тот с грохотом рухнул на пол.
Юра не шевельнулся. Певцов полез под стол и долго не
вылезал, как будто там, под столом, решал вопрос, как ему теперь спасаться и
куда бежать.
— В коробочке бриллиантики, да? — спросил Юра ласково, когда
тот вылез. — Якутские, да? Или смоленские? Тебе большие дяди поиграть дали или
ты сам решил побаловаться, мальчик?
— Ты… ты кто?! Урод! Ты… пусти, я пойду!..
— Ты сейчас не пойдешь, а поедешь. На Петровку, 38, знаешь
адресок? Я же говорю тебе, что у меня связи! У тебя в академических кругах, а у
меня… вокруг Петровки. Все свои. Так что можешь запевать.
— Что… запевать?
— Строевые песни.
Тут вдруг Валентин Певцов неожиданно взял себя в руки. То
есть на несколько секунд отогнал от себя ужас.
— А ты все равно ничего не докажешь, мент позорный! Слышишь,
ты, урод, блин!..
Латышев Юрий пожал плечами и неожиданно подмигнул Мике.
— Да зачем мне доказывать-то? Мне не надо. — Он прикурил и
посмотрел на свою сигарету. — Ты зря старался, папку ей подсовывал, а потом ее
в контейнер положил! Зачем?! Для отпечатков, что ли? Да кому нужны ее
отпечатки?! По ней за версту видно, что она к контрабанде никакого отношения не
имеет, у нее ни связей, ничего! Зря старался. Так доказательства не фабрикуют.
И доказывать мне ничего не надо! Тебя на Петровку отвезут, показания снимут, и
гуляй себе. Только далеко ты без бриллиантов уйдешь?
Певцов переменился в лице.
— Вот именно, — похвалил его догадливость Юра. — Так оно и
есть. А камушки мы вынули, конечно. И не вздумай на меня кидаться, я же не
идиот и в кармане их не ношу! Так что…
Он затянулся. На то, что еще пять минут назад было лицом
Валентина Певцова, было жалко смотреть.
— Марина, вы записали разговор?
Мика кивнула и выложила на стол узкий диктофончик, наспех
купленный в большом магазине на Триумфальной.
— Вот и хорошо. — Юра поднялся. — И как это тебе в голову
пришло в контрабандисты податься, мужик! Ты же… администратор! В научном
институте! Какой из тебя контрабандист?! Да еще бабу втянул! Тьфу!
Он кивнул двум молодым мужчинам, сидевшим в отдалении, и они
сразу встали и направились к ним.
— Ну пока, — попрощался Юра. — В следующий раз, если жив
будешь, мужик, головой думай!
Он вытащил Мику с ее места, повел к выходу.
Она шла и все время оглядывалась.
* * *
Анфиса вылезла из машины и немного постояла, приходя в себя.
Она всегда сильно уставала к вечеру, а сегодня день на самом деле выдался
нелегкий.
Анфиса, которая обожала свои «детективные истории», на этот
раз еле дотянула, до дома. И чувство ответственности угнетало ее ужасно.
Никогда раньше «детективы» не имели лично к ней никакого
отношения, и она решительна не знала, что нужно делать, когда они вдруг стали
иметь!
На улице было свежо — в пиджаке она быстро замерзла, а
доставать из машины дубленку ей не хотелось. Деревья шумели высоко-высоко, и в
воздухе чувствовалась уже не просто весна, а предчувствие лета, ожидание тепла
и света, которое нелегко дается всем жителям "так называемой средней
полосы. Под каблуком чуть поскрипывали мокрые иголки, и туфля проваливалась в
них, и тонула, как в подушке.
