Он не выходил из себя, когда рассказывал ей, что его
обвинили в убийстве! Пожалуй, тогда он был спокоен и насмешлив, как попугай
капитана Флинта…
Такое… отчаяние дорогого стоит, сказала бы бабушка Марфа
Васильевна.
— Контрабанду не возили, платили хорошо, Дима Ершов был в
курсе всех дел твоей… транспортной конторы, правильно я понимают — Ну… да,
вроде.
— А личная жизнь?
— Что личная жизнь?
— Ты знаешь, какая у него была личная жизнь?
— Понятия не имею никакого.
— Совсем никакого? — Анфиса мельком глянула на часы. Времени
оставалось все меньше.
Как его зовут? Она все забывала. Игорь Никоненко был уже
близко. Где-то на подступах.
— Ну… не знаю. Увел он у одного жену. Но все у всех уводят!
Баба с ребенком и на шесть дет старше его, а он вроде всегда говорил, что это
не имеет значения, он ее все равно любит. Какая-то теория у него была, что
люди, которые должны встретиться, обязательно встретятся, и все в этом духе.
Мальчишку в парк водил и радовался очень, что тот его папой стал называть.
Глупо, да?
— Почему? — спросила Анфиса тихо. — Вовсе не глупо. Может,
он на самом деле ее любил?
— Ну любил, и что?
— Ничего, — отчеканила Анфиса. Почему-то она вдруг
позавидовала Диме Ершову, который точно знал, чего хочет. — Все правильно.
— А больше ничего я не знаю, — сказал Илья резко. — Я ни за
кем не слежу. Кто там с кем трахается, на то мне плевать с высокой башни
тридцать раз!
Анфиса покачала ногой.
— Ты сам ходишь в магазин? — вдруг спросила она.
— Чего?!
— В магазин. Ты сам ходишь в магазин?
— Когда как, — ответил Илья Решетников, — вискарь сам
покупаю, а еду по-разному.
— Что значит — по-разному?
Он приблизился к ней, сел на корточки и сказал, уверенный,
что говорит язвительно:
— Вот бывшая жена мне вчера яблоки привезла. Банку кофе еще.
Это считается или не считается?
— Считается, — буркнула Анфиса. — Кто у нас бывшая жена?
— Да никто! Красавица. Дочка академика Тягнибеды. Слыхала о
таком?
— М-м, — протянула хорошо осведомленная Анфиса, — кто же не
слыхал. Его по телевизору день-ночь показывали, когда Нобелевскую премию
давали. Значит, ты у нас выходец из академической среды?
— Не-е, — протянул сэр Квентин, видимо, лишенный чувства
юмора. — Это жена у меня выходец. Да и то бывшая.
— Почему вы развелись?
— Характерами не сошлись, блин!
— Ты ее содержал?
Он помолчал, а потом вдруг пожал плечами, словно сам себе не
мог ответить на этот вопрос.
— Ну…да. Деньги всегда даю, когда она просит. Вот вчера
приезжала, я ей дал.
— Сколько?
— А твое какое дело? Штуку дал. «Зеленых». Ей отец дает, и я
тоже.
— Она не работает?
— Да вроде работает. Какие-то книжки читает.
— Так работает или не работает?
— Говорю же, книжки читает! Работа у нее такая.
Анфиса подумала и что-то написала на листочке.
— Значит, вчера она приезжала без предупреждения? Или так
обычно бывает?
— Вчера без предупреждения приезжала. Сказала, что мимо
ехала и заглянула.
— Она так часто делает? Заезжает без предупреждения?
— Не-е. Всегда звонит.
— А вчера не позвонила, привезла тебе яблок и кофе. Ты
яблоки съел, кофе выпил, и под вечер тебе стало плохо. Да?
Он поднялся с корточек, схватил пачку сигарет, вытряхнул
последнюю, закурил и с наслаждением затянулся, как будто год не курил.
— Да этого быть не может, — сказал он тихо. — Это ты ерунду
придумала, сыщица. Не может она меня… отравлять.
— Надо говорить «травить».
— Ну ладно, ладно!.. Зачем?! Я Мике денег даю, а так кто ей
будет деньги давать, а?!
Анфиса пожала плечами:
— Я не знаю.
— И вообще это ерунда все, — вдруг сказал он, — что это я
затеялся? Чушь какая-то. Давай вали отсюда. Спасибо тебе, и вали, потому что
мне надо дела доделать, и…
— И в СИЗО, — подсказала Анфиса услужливо.
— Да все равно мы не разберемся ни черта! Ну зачем моей
бывшей меня травить, а?
— А зачем тебе зама убивать? Да еще в собственной машине?!
Ты что, не мог его в лесочке убить, чтобы тебя никто не заподозрил?! Так нет,
ты его в машине прикончил, да еще ночью, когда на этой вашей базе никого не
было!
Он походил по комнате у нее перед глазами и опять постучал
по бритой башке кулаком.
— Ты думаешь, подстава, да?
— Ну конечно, — сказала Анфиса убежденно, — а как же иначе!
Она и есть.
Тут случилось происшествие, которое, как написали бы в
детективном романе, полностью изменило ход событий.
Хлипкая дверка в приемную распахнулась настежь, и на пороге
возникло мимолетное видение, как про себя охарактеризовала оное Анфиса.
Оно было женского полу, сказочной красоты и поражено
приступом отчаяния. Отчаяние оказалось таким очевидным, словно оно — видение! —
было завернуто в него, как в целлофан.
— Илюша! вскрикнуло видение, завидев сэра Квентина. — Илюша,
спаси, меня!
И оно сильно и бурно зарыдало.
Мужики в приемной лицезрели всю сцену на почтительном
расстоянии, а водитель Гена даже сунулся внутрь и налил стакан воды. Но
предложить видению не решился, залпом осушил сам.
Анфисе стало смешно.
— Мик, ты… чего, а? — спросит Илья.
— Илюша, у меня беда!
Анфиса встала и закрыла дверь в приемную.
— Садитесь, — велела она видению. — Если Раиса по дороге не
умерла, значит, скоро будет кофе. Вы бывшая жена, да?
— А… да, здравствуйте, — проговорила бывшая осторожно. — А
вы кто?
— Нет, я не следующая, — успокоила ее Анфиса. — Я просто
пытаюсь помочь вашему мужу. У него неприятности.
— Да уж, — крякнул муж. — Неприятности у меня!
Из-за спины бывшей жены Анфиса показала сэру Квентину кулак.
Если он сейчас пустится в рассказы о том, что вчера убили его зама и
подозревают его самого, нежное создание хлопнется в обморок, и они потеряют еще
кучу драгоценного времени, приводя ее в себя.
