— Кто оно?
Тут он поднял на нее глаза. Абсолютно несчастные и очень
сердитые.
— Вы кто? — спросил он.
Анфиса неторопливо стянула с плеч дубленку и пристроила ее
на вешалку, поверх длинного кашемирового пальто.
Вот черт побери, как все сэры в последнее время полюбили
кашемир, хоть бы и на автобазе.
— Не придуривайтесь, — велела она хладнокровно. — Вы отлично
меня помните. Я Анфиса Коржикова. Я бинтовала ваши раны на поле боя, — и она
подбородком указала на его щеку. — Вы заказали мне расследование и обещали денег
дать.
— Никакого расследования, — отрезал тот, — тут милиции
полно. Теперь ихнее расследование будет.
— Нужно говорить «их», а не «ихнее», — невозмутимо сообщила
Анфиса. — Почему здесь полно милиции?
— Слушай, дамочка, ты отвянь от меня, а? — попросил он и
опять стал читать бумажки. — Ну, не до тебя мне, ей-богу!
— Не отвяну, — сказала Анфиса, свалила на пол кучу листов,
вытащила стул и уселась. Листы упали безобразной кучей.
Илья Решетников проводил их глазами и вдруг рассвирепел:
— Ты чего это тута швыряешься, а?! Расшвырялась! Это тебе не
Курский вокзал, ты мне всю почту перебуровила! Давай вали отсюда, а?
— Надо говорить «тут», а не «тута»!
— Мне плевать, как надо, а как не надо!
— А раз плевать, так и говори грамотно!
— А я грамоте, блин, не обучен!
— Раз читать умеешь, значит, обучен!
— А тебе какое дело, умею я читать или не умею!
— А мне никакого дела нету!
— Ну и вали отсюда! Вали, вали, пока цела! Пока я тебя в
окно не выкинул!
— Не выкинешь ты меня в окно!
— Да почему не выкину-то?! — совершенно потерялся Илья
Решетников и стал подниматься из-за стола. — Давай, давай отсюдова на фиг!
— Надо говорить «отсюда», а не «отсюдова»!
— Да блин!!!
— Да не блин! — перебила его Анфиса. — А на окнах у тебя
решетки, и ты меня не выкинешь, понял!
— Да не фига я не понял! Мне пять часов дали, чтобы дела в
порядок привести, а тут ты лезешь! Лезут, блин, всякие! Дверь открыта, чеши
отсюда!
Выговорив «отсюда», а не «отсюдова», он вдруг замолчал и
улыбнулся.
— Отлично, — хладнокровно похвалила Анфиса. — Молодец. А
теперь скажи мне, что случилось.
Он несколько секунд колебался — плюхнуться обратно в кресло
или вылезти из-за стола — и предпочел вылезти. Анфиса следила за ним глазами.
— Куришь, нет?
Она отрицательно покачала головой. Илья достал сигарету,
прикурил и посмотрел на нее сверху и сбоку.
— Слушай, — вдруг удивился он, — а я ж тебя видел!
Она повернулась, склонила голову к плечу и подняла
подбородок, ну ни дать ни взять принцесса Уэльская на приеме! Королева Непала,
блин!..
— Ну, конечно, видел, — сказала она спокойно, — или ты
вправду ненормальный? Хотя… вроде не похоже. Мы встретились в аптеке. Ты был
раненый командир, а я полевая медсестра.
— Да я тебя еще раньше видел, — сказал он с удовольствием, —
ну конечно, а я все думаю где!.. На остановке. Ты из машины выбралась и
зачем-то в троллейбус ломанулась. Ты зачем из машины в троллейбус ломанулась?
Анфиса помолчала, разглядывая его, а потом сказала:
— Это не имеет значения. Я тебе потом расскажу. У меня —
своя игра. Ты мне лучше скажи, что у тебя случилось.
— У-у, — промычал он, прикуривая, — у меня жуть что
случилось. Тебе не понять, радость моя. Вали в свою аптеку, спасибо, что зашла.
Анфиса, поднялась со стула, переступила через бумажную гору,
одернула узкий пиджачок и подошла к сэру Квентину.
— Значит, так, — сказала она и помахала рукой, разгоняя дым.
— На работу я уже все равно опоздала, и полную смену мне не зачтут. Давай
быстро расскажи мне, в чем дело, и мы попытаемся разобраться.
— Мы?! — переспросил сэр Квентин, поразивший два десятка
сарацинов в первом крестовом походе. — Мы попытаемся разобраться?
— Мы, — хладнокровно подтвердила Анфиса, — именно мы. Ты
меня для чего нанимал? Для того, чтобы я разобралась, кто тебя травит. Если
тебя сначала травили, а потом убили твоего зама, значит, дела совсем плохи. Так
я понимаю или не так?
— Я так понимаю, — сказал он с ударением на слове
"я", — что мне Игорек три часа дал, чтобы я дела в порядок привел. А
ты мне мешаешь.
Анфиса помолчала. Внизу, за мутным стеклом, виднелись крыши
фур, похожие сверху на цветную пастилу — длинные ровные палочки. И «мерин»
стоял как-то поперек.
Нелогично.
— Два вопроса, — проговорила она сухо. — Кто такой Игорек? И
почему три часа? Вначале было пять!
Илья Решетников опять засмеялся.
— Молодец, — похвалил он от души, — просекаешь!
— Что… я делаю?
— Ну, — он помахал сигаретой, — ну, схватываешь на лету,
значит.
— Так сколько часов? Три или пять?
Он отвел опять глаза и потер бритую голову рукой с зажатой
сигаретой.
— Три. Наверно, три. А Игорек Никоненко — мой дружок, мент.
Он майором на Петровке. Знаешь, да? Лучше у Петрова на Майорке, чем у майора на
Петровке. Ну, он майор, значит. Опер. Мы в Сафонове в одну школу… того… ходили.
— И что этот майор?
— Ну, он следом приехал, за этими, которые районные. Он
приехал, и… не стал меня сразу сажать. Если меня сразу посадить, так это…
контору закрывать надо. Прямо с ходу. Замок амбарный вешать. А он не стал.
Говорю же, в школу вместе ходили! Он говорит — дела доделай, и я за тобой
вечером приеду. А ты мне мешаешь! Иди уже, а?
Он докурил, рванул раму — она не открылась, — распахнул
форточку и кинул наружу бычок.
— А ты что ему сказал, этому самому Игорьку?
— А что я? Сказал — спасибо тебе, браток! Вот теперь мне
надо бабки подбить и… в СИЗО.
— Чего ты там не видел?
— Где?
— В СИЗО.
Он начал сердиться, но Анфиса не сдавалась:
— Зачем тебе надо в СИЗО? Или ты убил? Кого ты убил? Зама?
Илья Решетников кивнул быстро и виновато:
— Диму Ершова.
