— Господи боже мой, — пробормотала Анфиса. Щеки ее тоже
похолодели, и она подумала так, словно думала не она, а кто-то другой: какая
холодная нынче весна:
— Так не бывает.
— Бывает, как видите.
— Только не у нас.
— И у нас бывает.
— А… почему ворота открыты? И куда вы ездили?
Он вдруг усмехнулся. Ему очень хотелось ответить, что на
свидание, но он не стал. Она была напугана, и ему хотелось защищать ее, а не
дразнить.
Ему всегда хотелось ее защищать, хотя он отлично понимал,
что никакая его защита ей не требуется.
— Я ездил на соседский участок. Мне нужно было кое-что
посмотреть.
— Что посмотреть?
— Анфиса, — сказал он, — давайте заедем, а? Закроем ворота и
поговорим подробно. Мы здесь все равно ничего не проясним. На это нужно много
времени.
— А бабушка?! Бабушка как?
— Марфа Васильевна молодец, — сказал Юра с удовольствием. —
Лучшая из женщин.
— Ее теперь нужно охранять. Вы понимаете, Юра?! Если здесь
появился маньяк, который душит честных людей подушками, бабушке нужна охрана.
Две пожилые женщины в таком огромном доме!
— Давайте заедем, — повторил он и кивнул в сторону ворот. —
И все решим.
Анфиса посмотрела на него и, кажется, даже пошевелила
губами, хотела что-то сказать — и не стала. Вернулась в свою машину, захлопнула
дверь и нажала на газ. Английский ослик взвыл, как будто мотнул строптивой
башкой, ударил копытами и унесся к дому. Юра вернулся в джип и медленно
тронулся с места.
Он устал за сегодняшний день, устал и был удручен, как
всегда бывают удручены живые, которым приходится иметь дело с мертвыми. С соседом
Юра довольно мирно воевал — именно так и было! Он был задиристый и нелюбезный,
но в общем совершенно безобидный мужик, а в последний раз, когда Юра разглядел
его в кустах у своих ворот, еще и перепуганный и несчастный.
Едва войдя в соседский дом, Юра почувствовал запах убийства.
Он не мог этого объяснить, но это было именно так. Обыкновенная смерть никогда
так не пахла, он голову мог дать на отсечение.
Вдалеке за деревьями полыхнули красные тормозные огни и
завизжали шины, а потом сильно хлопнула дверь — Анфиса доехала до крыльца и
выскочила из машины.
Анфиса вбежала в гостиную и застала бабушку в крайнем
волнении.
Она была не только в волнении, но и сердита. Это так на нее
похоже — она всегда сердилась и раздражалась, когда волновалась. Она с каким-то
яростным наслаждением копалась в сумочке, что-то искала.
— Бабушка, что ты ищешь?
Марфа Васильевна глянула и отвернулась. Цепкие пальчики,
совсем не старушечьи, молодые, уверенные, рылись в сумке из итальянской
соломки.
— Ба-буш-ка?
— Да.
— Что такое?
— Этот ваш «Бруччи» выпустил коллекцию соломенных сумок.
Идиот. Я не могла выбрать приличную и пришлось брать эту.
«Бруччи» — так называлась знаменитая итальянская фирма,
выпускавшая одежду и аксессуары, и бабушка, как правило, относилась к ней
уважительно.
— Ба-буш-ка!
— Да.
— Что случилось?! При чем тут «Бруччи»?
— Ни при чем, конечно.
— Тогда что?
— Я потеряла но-шпу, — сообщила бабушка и от этого своего
сообщения разгневалась еще больше. — Старая дура. Разве нормальный человек
может жить без но-шпы?
— У тебя болит… голова?
— У меня старческий маразм.
— От маразма но-шпа не помогает.
— Но-шпа помогает от всего.
— Бабушка!
— Только человек в маразме может потерять но-шпу!
— Подожди, я тебе дам, — предложила Анфиса. Действовать
следовало осторожно, чтобы бабуля не прогневалась еще больше. — У меня она
всегда с собой.
— У меня тоже всегда с собой, но в этой гадкой соломенной
сумке я ничего не могу найти. А! Вот она! — и бабушка торжествующе выхватила из
ридикюля блестящую упаковку. — Клавдия Фемистоклюсовна, дайте мне стакан воды!
Простой воды, мне надо запить но-шпу.
— Батюшки-светы! Еще не хватает! Что у вас болит?!
— У меня болит душа, спина и голова. Дайте воды.
— Анфиса, девочка, у нас такое несчастье, такое несчастье!
— Я знаю, Клава.
— Марфа Васильна, вам надо принять две таблетки сразу.
— Без вас знаю, Клавдия Фемистоклюсовна. Я принимаю этот
препарат с тех пор, как он появился.
— А спина?! Что со спиной?! У вас радикулит?
— Возможно.
— Говорила я вам, не надо шастать туда-сюда по сквознякам,
нет, понесло вас!.. Анфиса, я обед не готовила, у нас такое несчастье, но есть
холодная курица и белые грибы в маринаде. Я сейчас все, все подам! Вот ваша
вода и немедленно примите но-шпу.
— Я это и собираюсь сделать. И уже давно бы сделала, между
прочим, если бы вы сразу дали мне воды, Клавдия Фемистоклюсовна!
— Я и даю! Анфиса, девочка, что ж это такое?! Сосед-то наш…
помер, бедолага! Марфа Васильна утром пирогов ему повезла, а он уж холодный!
Краем глаза Анфиса уловила бабушкино движение и оглянулась.
Марфа Васильевна прижимала палец к губам, как бы говоря — тс-с-с.
Значит, Клава ничего не знает об убийстве. Значит, надо
помалкивать.
— Что это вы там за сигналы подаете, Марфа Васильна?
— Я слишком стара, чтобы объясняться сигналами, Клавдия
Фемистоклюсовна!
— Анфиса, сейчас я подам обед. Марфа Васильна, вы тоже
будете обедать!
— Я не хочу.
— Придется! — грозно сказала домработница и уперла руки в
боки. — И этого вашего зовите! Целый день на ногах и по делам!
— Я уже здесь. Разрешите мне войти?
— Входите, Юра.
— Мойте руки, — уже из кухни отдавала распоряжения Клавдия,
— и будете обедать! И чтоб без разговоров! Юра, а потом мне нужна новая
канистра с водой, у меня на дне осталось. Только-только самовар заправить. Так.
Почему все стоят? Руки мыть, я сказала!
Анфиса посмотрела на бабушку, которая сидела на краешке
дивана — прямая спина, сложенные замочком пальцы, каблуки туфель прижаты друг к
другу.
Смотреть на нее было страшно.
