Впрочем, на беспризорника он явно не тянул.
Они еще постояли, не зная, что сказать друг другу, и Анфиса
наконец изрекла:
— Весна.
Юра подтвердил:
— Весна.
— Я никогда не замечаю, как она приходит, — продолжала
светскую вечеринку Анфиса, — вроде вчера еще снег лежал, а сегодня… — и она
повела рукой в перчатке вокруг себя.
Юра сосредоточенно проследил за рукой.
— Сегодня за домом сильно припекало, — сообщил он и звякнул
ключами от ее машины.
— Поздравляю вас.
— С чем?
Архип встал, подошел к двери и вопросительно мяукнул.
Вечеринка ему надоела.
— И пахнет так хорошо, — сообщила Анфиса, — как я люблю
весну!
— Марфа Васильна просила кофе сварить, — неожиданно сказал
Юра, — а ей на ночь бы не надо.
Анфиса изумилась:
— Вас попросила?!
— Ну да.
— Как?!
— А… что такое?
— Как что такое?! — возмутилась Анфиса. — Вы что, не
понимаете?? Почему она просит вас, когда есть Клавдия?!
Он улыбнулся.
— А я лучше кофе варю.
— Лучше, чем Клавдия?!
— Конечно. И Марфа Васильна об этом знает.
— А я почему не знаю?
— Понятия не имею.
Разговор с каждой минутой становился все содержательней.
Архип еще раз мяукнул, на этот раз сердито.
— Доброй ночи, Юра. И кофе не надо варить, а с бабушкой я
разберусь.
— Доброй ночи.
Она подошла к двери и уже взялась за холодную ручку, а Архип
переступил лапами, выражая некоторое высокомерное нетерпение.
— Хотите, я вам завтра сварю? — вдруг предложил Юра.
— Что?
— Кофе. Заодно вы убедитесь, что я варю хороший кофе. У меня
джезва есть.
— Что у вас есть?!
— Джезва. По-вашему, турка. Для правильного кофе.
— Что значит — по-нашему?
— Европейцы так называют. А арабы говорят — джезва.
— А вы… араб?
— Нет.
Архип сердито и настойчиво мяукнул — сколько можно на
крыльце стоять, когда давно уже хочется домой, к камину, теплу, в любимое
кресло! Хоть и не хотел напоминать о себе, а пришлось, раз уж они ничего не
понимают!
— Извините, что задержал вас.
— Ничего, спокойной ночи.
И Анфиса шагнула в дом, а Юра остался.
В доме было тепло и вкусно пахло чем-то очень домашним —
пирогами, что ли?..
— Девушки, — громко позвала Анфиса и один о другой стащила
башмаки. Она терпеть не могла развязывать шнурки. — Девушки, я приехала!
«Девушки» появились с двух разных сторон — бабушка из
гостиной, а домработница Клавдия из кухни.
— Наконец-то! — воскликнула Клавдия и кинулась обниматься.
— Наконец-то, — проворчала бабушка и скрылась за широкими
«зальными» дверьми. Внучка должна была подойти к ней и никогда не наоборот.
— Господи, девочка, что ж так поздно?! Ты себя уморишь,
разве можно по ночам кататься в эдакую темнять! И луна сегодня…
— Что луна, Клава?
— Луна оглашенная сегодня! А в такие ночи волки всегда на
дорогу выходят, по весне-то особенно!
Из комнаты, куда сразу направился Архип, которому не надо
было разуваться, донеслось фырканье.
— Что ты, Клава, какие волки?!
— Да ей везде волки мерещатся, — сказали из комнаты. — А
может, черти.
— Тьфу на вас, Марфа Васильна!
— На вас-то тьфу, Клавдия Фемистоклюсовна!
У домработницы было диковинное отчество, и хозяйка сорок лет
отчетливо его выговаривала, и никогда не позволяла себе говорить просто
Клавдия.
— Бабушка, ты как тут?
— Отлично, а ты как там?
Анфиса пристроила на вешалку дубленку и кургузый пиджачок,
который Клавдия сразу же подхватила, чтобы снести на место — в гардеробную.
— А худая? — жалостливо сказала она, рассматривая Анфису. —
И что ты с собой делаешь, девочка? Небось на работе своей ни поесть как
следует, ни попить!
— Клава, нынче модно быть худой.
— Не знаю я, что модно, а ты тростиночка прямо! И зачем ты
на работу эту ходишь? Ну что тебе дома не сидится?!
— Клавдия Фемистоклюсовна, не портите мне ребенка!
— Сердца у вас нет, Марфа Васильна!
— У вас зато на двоих хватает!
— У меня-то хватает! А вот здоровье девочка угробит, что
будем делать, Марфа Васильна?
— А вы не каркайте, Клавдия Фемистоклюсовна!
— Девушки! — подала голос девочка Анфиса, чьей судьбой обе
дамы были так озабочены. — Не ссорьтесь. Дайте лучше поесть.
Клавдия моментально убралась в кухню, а Анфиса прошла в
гостиную. Бабушка качалась в кресле, а Архип мыл заднюю ногу. Увидев Анфису, он
перестал мыть, встряхнул ушами и уставился на нее неопределенным взором.
— Привет, дорогая моя, — сказала Анфиса, подошла к креслу,
остановила его и звонко чмокнула бабушку в нежную щеку. Бабушка ответно
поцеловала ее и снова принялась качаться.
Она была в белой блузке с пышными рукавами, черных брюках и
замшевых туфлях на низком каблуке. На блузке лежала плоская золотая цепочка
шириной примерно с мизинец. Цепочка шла в брючный кармашек, где помещались
часы. У нее был дамский брегет знаменитой швейцарской фирмы, купленный в
прошлом году в Женеве.
Швейцария бабушке тогда не понравилась, она заявила, что
больше никогда в эту страну «жвачных животных» не поедет.
Ах, как Анфиса любила свою бабку!
— Ну что? — спросила та, перестав качаться, — ты завтра
опять уедешь?
Это был давний я бессмысленный спор о том, где внучке лучше
жить. Семья, то есть Марфа Васильевна, Клавдия и Иван Иванович, находили, что
жить непременно следует в Аксакове, чего Анфиса решительно не могла себе
позволить. Аксаково слишком уж ее расслабляло.
— Уеду, бабушка. Расскажи, как у тебя дела и что это ты
вздумала на ночь кофе пить?
