– Вы что-то слишком… пристально смотрите. Он оглянулся. Зоя
Ярцева медлила на пороге, будто специально, чтобы Троепольский мог ее
рассмотреть.
Он рассматривал и думал, как он ошибся. Опять. Опять ошибся.
Почему-то ему представлялось, что она похожа на всех остальных
девиц, в разное время присутствовавших в Фединой жизни. Девицы эти
разнообразием не отличались – губы алые, веки со стрелками, колготки в сеточку,
юбки в любое время года, дня и ночи отрезаны точнехонько по ягодицы, бюст
никуда не помещается. Красота.
На фотографиях она была в толстой куртке и нелепой шапочке,
ни бюста, ни молочных коленок.
Пока он ее рассматривал, она стояла совершенно спокойно,
даже безучастно. Только усмехнулась, когда он скосил глаза, и спросила холодно:
– Повернуться? Или так сойдет?
– Так сойдет.
Она оказалась не слишком высокой, и деловой костюм сидел на
ней идеально, словно специально был сшит – или он и был сшит? Стрижка чуть ниже
ушей – волосок к волоску, концы подвернуты вниз. Туфли – Троепольский скосил
глаза – лакированные, на шпильке.
Невозможно представить себе никого, более Феде не
подходящего.
Троепольский не нашелся, что сказать. Опять.
– Вы… правда знали Федора Грекова?
Она вошла в комнату и осторожно, словно контролируя
несложное движение, прикрыла дверь.
– Садитесь.
– Спасибо.
Она обошла стол и села в черное кресло с высокой спинкой.
– А вы… правда были его начальником?
– Да. То есть я… формальный начальник. Мы начинали втроем –
Федя, Гриша Сизов и я. Потом как-то так получилось, что я стал… начальником.
– Понятно.
– А вы здесь тоже начальник?
Она усмехнулась совершенно хладнокровно.
– Я продавец. Я здесь единственный человек, который знает,
как продавать то, что здесь производится.
– А что здесь производится? Макеты гидроузлов?
– Зря вы иронизируете. Технологии есть технологии, их вполне
можно продавать, и успешно, только нужно уметь. Я умею. Может, чаю? Или кофе?
Только кофе растворимый, а Федька говорил, что растворимый вы не пьете. Его это
очень веселило.
– Почему веселило?
Она улыбнулась вполне безмятежно.
– Он все время вспоминал, как десять лет назад у вас не было
ничего, даже стульев, на полу сидели в вашей квартире, и компьютер вы брали
взаймы. А потом вам брат его из Америки прислал, и вы его не могли получить на
таможне. А теперь вы кофе растворимый не пьете. Смешно. – Зоя опять улыбнулась
и посмотрела в окно.
– Это что, – сказал Троепольский неторопливо, – я еще всем
врал про заказчиков.
– Как?
– Не было у нас никаких заказчиков. Сайты были никому не
нужны, никто не понимал, что это такое. Я придумал фирмы, людей, сделал им
визитки, договоры, макеты сайтов. Ничего этого не было на самом деле, сплошные
мертвые души. Но все верили. И с этого все началось.
– Я думала, что из вас троих авантюрист только Федор.
– Не-ет, – возразил Троепольский энергично, и она даже
засмеялась.
Он пока ничего не понимал. На вид она была совершенно
хладнокровна, наманикюренные пальчики бесстрастно заложили за ухо светлую
прядь. Мобильный телефон внезапно грянул первые такты симфонии соль-минор
Моцарта, Зоя порылась среди бумаг, отыскала аппаратик, посмотрела в окошечко и
нажала кнопку – выключила.
…Может, они с Федей в шашки по вечерам играли, в духе
американского сериала “Друзья”?
Если так, значит, опять ему не повезло. Бедный Федька.
– Что вы хотели у меня спросить?
– Когда вы видели его в последний раз?
– Ну да, – спокойно сказала она, – конечно. А где я была в
вечер убийства, вы тоже спросите?
– Спрошу.
Она поднялась, за спиной у него прошла за стойку с фикусом.
Там обнаружился столик с белым чайником, пепельницей и чашками. Зоя опустила в
чашку пакетик и налила из чайника.
– Вы курите?
– Конечно.
Она поставила перед ним пепельницу и вернулась за стол.
Троепольский вдруг подумал, что она специально выбрала такую
позицию. Она здесь хозяйка. Он посетитель, причем навязавшийся почти против ее
воли.
– В последний раз я его видела накануне. Он… ночевал у меня,
и мы поссорились.
– Из-за чего?
– Какое это имеет значение?! Троепольский достал сигареты –
“Собрание”, розовые, желтые и фиолетовые с золотом, – покрутил и положил на
стол.
– Дело в том, что я… не просто так любопытствую. Я хочу
знать, кто его убил. Не было никакого смысла его убивать, понимаете?! Ну,
никакого! Чем больше я думаю, тем меньше я вижу в этом смысла!
Он вскочил с кресла, пнул свой портфель, попавшийся под
ноги, и подошел к окну. Москва клубилась далеко внизу. От высоты дух захватило.
Он положил ладонь на холодное толстое стекло.
– Я должен знать.
– Зачем?
– Как – зачем?! – поразился Троепольский. – Нет преступления
без наказания. Нет наказания без закона. Это норма римского права. В данном
случае римское право – это я.
– Вы что? – спросила она насмешливо. – Родион Раскольников?
Право имеете?
– Да, – злобно сказал он. – Имею. Вы возражаете?
Зоя Ярцева все молчала, болтала в чашке пакетик с чаем.
– Что вы молчите?
– Я не понимаю, почему я должна перед вами исповедоваться?
– Да не исповедуйтесь, черт с вами! Я… Мне нужна помощь,
понимаете вы это или нет?! Расскажите, что можете, и я уеду. И не стану больше
к вам… приставать.
Она все болтала в чашке пакетик.
– Вы думаете, это кто-то из ваших? В этом все дело, да? В
этом, а вовсе не в римском праве.
– Да, – выпалил Троепольский с бешенством. – В этом.
– Хотите чаю? – Нет!
– Мы поссорились из-за того, что он все время делал мне
предложения, а я… не хотела.
– Почему?
– У него и без меня была трудная жизнь, Арсений. Я не могла…
еще ее усложнять.
– Что значит “усложнять”?
– Семья не простила бы его, если бы… он женился. И вообще в
сорок лет никто не женится, и… у него всегда была своя жизнь, а у меня своя, и
нас трудно совместить, понимаете?
