— Светка?! — пробормотал Федор и покраснел как рак.
— Кто такая Светка? — спросила Виктория. Глаза у нее
сделались колючими.
— Федор рассказал ей о том, что Василий Дмитриевич заказал
ему ценности, а она натравила на него своих барбосов. Они стрясли с него деньги
и собирались стрясти еще и ценности, но мы их опередили. Гена сегодня с ними
поговорил по-дружески, объяснил, что такое хорошо, а что такое плохо.
Перевоспитать их нам вряд ли удалось, но запугали мы их основательно. Те пять
тысяч, что Федор получил от Василия Дмитриевича, они нам отдали. И при этом еще
плакали от раскаяния. В общем. Вероника Павловна, они больше вас не потревожат.
— Это точно, — подтвердил Гена с удовольствием.
— Назаров приехал на Фрунзенскую, убил старика, забрал
шкатулку, единственное, что его интересовало, но иконы там уже не было, он не
мог этого знать! Икону незадолго до этого у Василия Дмитриевича забрал я. Он
вернулся, когда понял, что ее там нет, и даже стрелял в нас! Он думал, что за
иконой явился Федор, который как-то про нее прознал, и решил просто пристрелить
его, и дело с концом. Все бы сошлось — нашли бы коллекцию и трупы двух
преступников.
— Как — пристрелить?! — вскрикнула Вероника.
— Из пистолета. А нас оказалось много, чего он никак не мог
ожидать, да и Гена у нас… профессионал. Машины моей он не видел, потому что она
стояла за углом.
— Зачем ему было убивать?! Ну зачем?! Из-за иконы?
— Все просто — убил, чтобы убрать свидетеля, который знал
заказчика. А на преступление решился из-за славы радетеля, — непонятно объяснил
Олег Петрович. — Все очень просто. Он вернул бы православной церкви подлинник
Серафима, патриарх бы его наградил, и он бы стал благодетелем и отцом родным на
многие годы вперед. А для него это важно. А шум вокруг кражи ему был нужен
только для того, чтобы бросить подозрение на Федора. Очевидно, он планировал
его убрать с самого начала. Поэтому он позвонил в музей, когда удостоверился,
что коллекция у Василия Дмитриевича.
— А откуда вы… откуда ты узнал, что это именно он?
— У Василия Дмитриевича есть система видеонаблюдения.
— И ты о ней знал?!
— Я ее ставил, — подал голос Гена. — Я когда шкатулку в
антикварной лавке искал, диск из компьютера забрал. А дома посмотрел, только и
всего.
— Гена ее ставил, а Назаров о ней ничего не знал, хотя мы
оба были давними клиентами старика. Все просто до ломоты в зубах.
Все помолчали.
— Мне показалось, что Петр Ильич догадался, что это я украл,
— задумчиво сказал Федор, — он со мной сегодня так разговаривал, что это было
совершенно ясно.
— Это даже нам на руку, что ваш Петр Ильич догадывается, —
сказал Олег Петрович.
— Почему? — удивился Федор.
— Потому что придется еще решать вопрос с иконой и к тому же
возвращать шкатулку. Думаю, что с ней все будет проще, ну… Просто потому, что для
нее не нужна огромная сумка. И заходы и скандалы, по которым такая мастерица
Виктория, больше устраивать не придется!
— Да, — пробормотал Федор себе под нос. — Еще ведь
шкатулка!.. А где она?
— У меня в машине, — рассматривая потолок, сказал Гена.
— Как?! Как вы… Откуда она… или вы уже?..
— Олег, ты что, его уже арестовал?! Этого твоего… Назаренко?
— спросила Виктория.
— Не Назаренко, а Назарова. Виктора Ивановича. Я с ним
проработал много лет, я его к старику привел! Василий Дмитриевич ему однажды Спаса
Нерукотворного добыл, и он еще благодарил и говорил, что бог его не оставит. А
потом взял и убил старика!..
— Олег, а как ты у него забрал шкатулку?! Выходит, он все
уже знает?! Его же нужно арестовать! Да, Федя? Да, Вероника Павловна?!
Олег поморщился:
— Я тебя умоляю, не трещи ты так, ради бога!
Виктория обиделась:
— Ну и пожалуйста. Я вообще могу уйти и не слушать!
Па-адумаешь, какой важный! Я ему мешаю!
Но не ушла, а уселась на высокий стульчик и подперла
ладошками щеки — решила, что больше не скажет ни слова.
Вероника сложила руки на груди и стала ходить по квадратикам
паркета, внимательно глядя себе под ноги.
— Олег Петрович, но ведь если этот ваш Назаров окажется в
милиции и признается, что это он во всем виноват… То есть вы его заставите
признаться, тогда все выплывет наружу! — Она беспомощно посмотрела на Олега, а
потом на своего сына. — Ну, что Федор украл из музея коллекцию! И тогда
непонятно, зачем мы ее с таким трудом возвращали! А, Олег Петрович?
— Вот именно.
— Что — вот именно?
Федор заправил за ухо вываливающуюся прядь и решительно
выдал что-то в том смысле, что, если уж на то пошло, он во всем виноват, он и
будет отвечать. И поэтому — если нужно — сам пойдет в милицию и во всем там
признается. В смысле, обо всем расскажет.
Гена Березин фыркнул и покрутил головой.
— Олег Петрович, — Вероника перестала ходить, остановилась
возле Олега и уставилась ему в лицо, — но ведь так не может оставаться! Этот
ваш компаньон убил человека, и он должен быть наказан! А наказать его может
только закон.
— В данном случае этим законом буду я.
— Как?!
Олегу не хотелось ничего объяснять, и он слишком устал за
этот бесконечный день, и вообще устал — от непонимания, от того нового, что
вдруг на него навалилось, от всех этих чужих людей, которые почему-то казались
ему своими.
Он не хотел объяснять — и понимал, что придется.
— Назаров убил, потому что хотел заполучить икону. А она ему
не далась. — Он улыбнулся Веронике. Ей одной. — Она сразу ушла к другому
человеку, то есть ко мне. Значит, я и буду разбираться дальше.
— Но как?!
— Да очень просто. Шкатулку мы у него забрали, и Федор ее
вернет в музей. Это не целая сумка серебра и бронзы, это просто большой
сверток. Он принесет его в своем рюкзаке и положит в хранилище. Завтра же!
Завтра же, Федор. Надеюсь, это понятно.
— Понятно, Олег Петрович.
— Назарову я предложил на выбор два варианта. Или огласка и
тюрьма, всерьез и надолго, до конца дней. Или дальний скит в Белозерье, тоже до
конца дней, только тогда уже никакой огласки. Просто решил человек в одночасье
уйти от мира, и дело с концом. Собственно говоря, это даже красиво. — Олег
поболтал в стакане виски и залпом выпил. — Я знаю его много лет, и я был
совершенно уверен, что на первый вариант он никогда не согласится. Он же не
знал, что я блефую!
— Как блефуешь? — не выдержала Виктория.
