— Да-да, конечно, — засуетилась Ника, — проходите,
пожалуйста, располагайтесь!
Это «располагайтесь» было совсем уж некстати, и у Федора от
стыда за мать покраснели скулы. Однако Олег Петрович не фыркнул оскорбительно и
не сказал, что «располагаться» ни за что не станет.
А отец бы сказал, с некоторой гордостью за Олега Петровича
подумал Федор.
Мать забрала у Никонова куртку — легкую, невесомую, с
меховым пушистым воротником, пахнущую вкусным одеколоном, и повесила на вешалку
поверх своего пальтишка. Куртка на вешалке выглядела странно, как будто на
свалку случайно выбросили новенькое бальное платье.
Мать вернулась в комнату, где было очень много мужчин — так
ей показалось с перепугу. Она прищурилась на Олега Петровича и потом перевела
взгляд на Гену.
— Может, кофе? Или чаю?
Олег решил, что лучше соглашаться, — она была явно не в
своей тарелке, и кофе с чаем ее отвлекут.
— А у вас есть молоко?
— Молоко? Ах, молоко! Да, есть, наверное. Вы хотите горячего
молока?
Это «горячее молоко» понравилось ему. Собственно, ему и
Панург понравился!..
— Нет, я хочу чаю с молоком. Очень крепкий чай и немного
молока.
— И чай наливать в молоко, а не наоборот! — провозгласила
Вероника и улыбнулась, как будто устыдилась.
— Совершенно точно, — подтвердил Олег Петрович. — Вы были в
Англии?
— Я читала об английских традициях.
— Нам повезло, — себе под нос сказал Олег Петрович, но так,
чтобы она услышала.
Она услышала и покраснела.
На вид ей было лет сорок или около сорока, хотя на самом
деле должно быть больше. Есть такие женщины, которые стареют медленно, несмотря
на то что не посещают салонов красоты и пластических хирургов! То ли гены у них
такие, то ли Венера за что-то их любит — или кто там из богинь отвечает за
женскую красоту? Афродита, что ли?..
У этой женщины было молодое круглое лицо, ясные глаза, яркий
рот и румяные щеки. Короткие волосы торчали в разные стороны и завивались
колечками. Она была немного полновата и все одергивала водолазку, стеснялась
так, что ли!.. Олега смешило это ее движение, словно она стремилась натянуть
эту самую водолазку до колен, чтоб уж точно никто ничего не смог разглядеть!
— Вероника… как вас по отчеству?
— Вероника Павловна, — торопливо подсказала она.
— Вероника Павловна, когда вы узнали, что из Музея
изобразительных искусств украли ценности?
— Вчера, — очень стараясь быть полезной, ответила Вероника.
— Вот как раз вчера вечером мне Вера Игнатьевна позвонила, и я сразу стала
искать Федора, потому что какой-то человек мне сказал, что…
Гена стоял посреди крохотной комнатки, как скала, а второй,
самый главный, на которого ее сын смотрел как на бога, медленно подошел к
книжным полкам и стал трогать корешки. Совсем как Федор.
— …что они не могут его разыскать и что я должна его найти и
передать ему, что его ищут…
— Я не понял: кто кому и что сказал и кто кого должен найти?
Вероника и сама знала, что говорит слишком быстро и не
слишком понятно — от страха так говорит, от неловкости!.. Еще, не дай бог, этот
человек, трогающий корешки книг большой рукой, совсем не такой, как у Федора,
но тоже очень мужской, сочтет ее дурой!..
Щеки у нее вспыхнули, и она прижала к ним ладони.
— Вы недоговорили, — продолжал Олег Петрович, пристально на
нее глядя. Хоть бы отвернулся, что ли, не смотрел так пристально!.. — Кто кого
должен искать?
Вероника перевела дыхание.
— Вы… простите меня, пожалуйста, я что-то плохо соображаю. Я
Федора всю ночь искала, а он, оказывается, дома был. Вы… правда хотите нам…
помочь?
— Помочь, — повторил Олег Петрович. — Помочь…
Он понимал, что именно она хочет спросить, но объясняться
ему не хотелось. Собственно, что он мог объяснить?..
Что Василий Дмитриевич был его старик? Его собственный
старик, и его убили? И он, Олег, теперь должен спасти хотя бы репутацию
покойного — ведь старик на самом деле никогда не имел дела с крадеными
ценностями, а тут его «бес попутал»!
Или что молодым быть нелегко? И еще что-нибудь про Блеза
Паскаля? Или что тогда, в переулке, он увидел странного человека и его жизнь на
миг остановилась и пошла в другую сторону?
Или что Федор сопротивлялся тем двоим, хотя сил у него явно
недоставало, а Олег Петрович к сорока годам научился ценить в людях умение
бороться? Ну, хоть бы за себя! Или, может, за близких! А за близких Федор тоже
пытался бороться — за мать и за ту девицу, которая, по всей видимости, и была
главной вдохновительницей всех его бед! У него явно недоставало сил для этой
борьбы, но он же пытался!
Ничего такого, конечно, Олег не мог сказать этой женщине, у
которой, как у девочки, загорелись щеки, когда он вдруг взглянул
попристальней!..
Он и не стал говорить.
— Я оказался замешанным в кашу, которую заварил ваш сын, —
сказал он холодно. — Я спасаю репутацию человека, который был мне дорог. Только
и всего.
Это объяснение было понятным и логичным, и Вероника приняла
его.
— Вчера у нас на работе была милиция, — начала она. — Марья
Трофимовна, это начальница Фединого отдела, позвонила мне и спросила, где
Федор. Я сказала, что не знаю, а она передала трубку какому-то человеку, и вот
он как раз и велел мне найти Федора как можно быстрее. Он сказал, что это в его
интересах, и… и все такое. Я сразу кинулась искать сына. Ну, не совсем сразу,
потому что…
— Почему?
Вероника вздохнула и опять потянула вниз свою водолазку.
Господи, да что же он так внимательно и серьезно на нее
смотрит! Умереть можно от его взгляда! И вообще!.. Ни один мужчина не смотрел
на нее так уже лет сто или двести! Петр Ильич не в счет.
— Потому что здесь были те два подонка, — хмуро договорил за
нее Федор. — Они пришли к нам и… Короче, даже вазу разбили!
— Господи, я забыла про чай!..
— Мам, да ладно, может, не надо никакого чаю!
— Надо, надо, — возразил Олег Петрович.
Вероника протиснулась мимо них, на всякий случай придерживая
водолазку обеими руками, и на кухне сразу же чем-то загремела.
— Значит, чувство юмора и здравый смысл, — сам себе сказал
Олег Петрович, повернулся и посмотрел на Федора. — Как можно вернуть коллекцию
в музей?
Федор пожал плечами.
— Может, под курткой? Как выносил, так и?..
