Дверь сама собой стала закрываться, чмокнула и захлопнулась.
Олег Петрович, на ходу снимая пальто, пошел куда-то в
сторону, приказав Гене показать «гостям» гардеробную.
— Туда проходите!
— Да возьмите же у меня шубу! — капризно попросила Виктория,
и Гена с придворной ловкостью подхватил ее.
— Походи, проходи, парень! Во-он, видишь, самая левая
дверка? Туда и двигай.
«Дверка», точно такая же, как входная, была из темного
дерева и до потолка! Федор, сидя на корточках, стал неловко расшнуровывать
солдатские ботинки и вдруг с ужасом вспомнил про свои бумазейные носки, которые
мало того что были зеленого цвета, так еще под вечер и отсырели сильно, оттого
что он весь день таскался по снегу!..
Ты лучше соображай, как тебе выкручиваться из всего этого,
мрачно приказал он себе, теребя шнурки, словно они у него не развязывались. А
про носки не думай! Подумаешь, носки! В конце концов, ты вор и тебе самое место
в камере, а там все равно, какие на тебе носки!
— Можешь остаться в ботинках, — сверху прозвучал голос Олега
Петровича. — Не мучайся.
Федор вскочил. Волосы лезли ему в глаза, и он все время
пытался заправить их за уши.
— Олежка, а у тебя есть еда?! — откуда-то издалека
прокричала Виктория. — Ужасно хочется есть!
Олег Петрович вздохнул и ушел куда-то, и вообще все ушли, и
Федор остался в одиночестве.
Эта самая гардеробная размером была как раз с их с матерью
квартиру, и вещей в ней было — кот наплакал. Только несколько пальто и курток,
и еще какие-то толстые пиджаки, шарфы на вешалках, очень много, все явно
мужские. Зачем одному человеку столько шарфов?.. Или их тут много живет?
Разозлившись на себя, на свою дикость, на то, что думает о
чем-то совсем нынче неважном, Федор выскочил из гардеробной и даже дверью
хлопнул. Сразу же перепугался, что хлопнул, но никто не обратил на это
внимания.
Черт бы их всех побрал, с их хорошим воспитанием и ливрейным
лакеем в лифте!
— Федор! — опять звонко закричала откуда-то Виктория. —
Идите сюда!
— Куда сюда-то? — пробормотал он себе под нос. Его
солдатские ботинки на сияющем паркете выглядели оскорбительно.
— Мы здесь, — сказала Виктория, показываясь где-то в конце
огромного холла — или это не холл, а бальный зал? — Идите к нам!
Он покорно пошел и попал еще в один зал. Видимо, этот был не
бальный, а кухонный, потому что здесь стоял стол громадных размеров, полированный,
на толстых ногах, еще были дубовые резные шкафы с виноградными листьями,
почему-то напомнившие Федору картину Ореста Кипренского «Итальянский полдень»,
плита под белым колпаком. Еще был эркер, выходящий во дворик, с белыми шторами
от пола до потолка, и, кажется, камин, а может, и не камин, черт его знает!..
Так называемая кухня была отделена от остального помещения
невысокой стойкой, на которой Гена ловко и привычно сервировал ужин. Виктория
сидела на высоком стульчике, ела банан и качала ногой. Олега Петровича не было
видно.
— Садитесь, — пригласила Виктория и ногой же подвинула в его
сторону другой высокий стульчик. — Я ужасно хочу есть, а вы?
Федор понятия не имел, хочет он есть или нет. У него сосало
под ложечкой, и во рту было противно с того самого момента, когда ему
показалось, будто он наглотался слизней.
— Геночка, у нас есть что-нибудь выпить?
— Все спиртное в баре. — Олег Петрович кивнул в сторону
каких-то шкафов, подошел, вытащил с другой стороны стойки табурет и сел на
него, поджав босые ноги. И уставился на Федора.
Теперь он был в джинсах и майке, свет отражался от бритой
башки.
Федор выдержал его взгляд.
— Хорошо, — неизвестно о чем сказал Олег Петрович. — Теперь
рассказывай.
— Олег, а где этот твой бар? — прощебетала откуда-то
Виктория.
— Я покажу, Олег Петрович!
Федора удивляло неимоверно, что за сказочной девушкой все
время ухаживает Гена, а лысый вообще не обращает на нее никакого внимания! Как
будто можно не обращать внимания на такую девушку!
Или он… голубой? Да нет, вроде не похож!
— Олег, что тебе налить?
— Я не знаю, что у нас дальше в программе, — сказал Олег
Петрович, покосившись на Гену. — Поэтому мне ничего наливать не нужно.
— Как?! — поразилась девушка. — У тебя сегодня еще одно свидание?!
— На сегодня с меня свиданий достаточно. — Тут только он
улыбнулся. — А ты рассказывай, рассказывай, парень!
— Чего рассказывать-то? — мрачно спросил Федор.
— Все, что знаешь.
— А начинать с чего?
— Да хоть с фамилии твоей, — окончательно развеселился Олег
Петрович. — Можно с даты рождения и номера паспорта.
Федору было неловко и страшно, как будто и впрямь на
допросе!..
— Меня зовут Федор Башилов. Мне двадцать пять лет, я работаю
в Музее изобразительных искусств.
— Это тот, что на Волхонке?
— Да.
— А где учился?
Федор мрачно глянул на них, казавшихся ему сейчас врагами.
Виктория доела банан, принесла откуда-то запотевший стакан,
в котором вкусно звякали льдинки, взобралась на свой стульчик, устроилась и
прихлебывала из него. Гена, который за стол так и не сел, в отдалении жевал
бутерброд и на Федора смотрело интересом. Олег Петрович ничего не ел и не пил и
на Федора пялился без всякого интересу!
Зачем им знать, где он учился?! Ну, какой смысл?! И учился
он в «бабском» институте, в который его определила мать, на его и на свою беду!
Они-то небось все учились в «Плешке» и в МГИМО и сейчас будут тыкать этими
«Плешками» Федору в физиономию!
— Ну, в Историко-архивном, — сказал Федор грубо. — А вам -то
что?
— Ого! — почему-то уважительно сказал хозяин. — А факультет?
— Информатики.
— И чему вас там учили?
Федор вздохнул и затянул:
— Документоведение, библиотечное дело, госстандарты,
архивное дело, логика, математика, ну, и английский с французским. Психология
еще.
Олег Петрович смотрел на него очень внимательно:
— Психология? Апперцепции Вундта?
Федор Башилов чуть не упал со стула. То есть он даже
почувствовал, как стул из-под него поехал и он вот-вот грохнется на сверкающий
пол. Виктория перестала прихлебывать из стакана и переводила взгляд с одного на
другого.
— Ну да, — сказал он осторожно. — А вы…
