Олег Петрович тащил ее, а она упиралась, следом двинул
насупленный Федор, а Гена уже открыл уличную дверь, из которой сразу потянуло
морозом — еще похолодало, и в проеме стало видно небо. Над заледеневшей рекой
выкатились звезды, огромные, яркие, как серебряные монеты, брошенные чьей-то
веселой рукой!..
— Где твоя машина?
— Там же, где и твоя, за углом!
— Ты просто ехала за нами от самого ресторана?
— Ну конечно! И не поняла, почему вы так далеко
остановились! И я даже не знала, куда ты пошел, а потом увидела у Василия
Дмитриевича свет и поняла, что ты к нему смылся! Я же не знала, что он… что
его… убили!
— Олег Петрович, может, дверь чем подпереть?
— С ума сошел, что ли?! — рявкнул Олег. — Быстрее в машину,
пока нас всех не… загребли в милицию!
— Зачем в милицию?! — испуганно спросила Виктория. — Мы
ничего плохого не делаем!
Гена с огромной спортивной сумкой вдруг замер в дверях,
загромоздил проход.
— Что такое?!
— Тише! — Это Гена сказал. Сказал как-то так, что Виктория
моментально перестала причитать, и Федор перестал тащить на плечо съезжавшую
лямку от рюкзака, а Олег Петрович вытянул вперед шею, как чем-то напуганная
черепаха — если черепахи бывают напутанными.
Гена нашарил на стене выключатель и щелкнул.
Стало очень темно и тихо, только рефлектор сипел и скрипнула
половица под подошвой Федора Башилова, когда он осторожно шагнул вперед.
Гена, закрывавший проход, как-то странно, боком, присел и
неслышно опустил на крыльцо свою сумку, держа на отлете левую руку, как
фигурист.
Олег протиснулся вперед и стал у него за плечом.
— Там кто-то есть.
— Где?
— Слева.
Олег сделал попытку выглянуть, и Гена совершенно
бесцеремонно задвинул его обратно.
— Никого там нет.
— Есть.
Правой рукой придерживая Олега Петровича, левой Гена ловко
достал откуда-то из-под мышки короткий черный предмет, и Федор понял, что это
пистолет!
— Может, через черный ход?
— Какой тут, к бесу, черный ход!
Они шептались почти неслышно, и у Федора от напряжения
вспотела спина.
— Уходить надо. — Это Гена сказал, и оглянулся, и скользнул
глазами по остальным, словно прикидывая, смогут они уйти или нет. Похоже,
ничего утешительного он не увидел, потому что губы у него странно искривились.
— Значит, так. Я подгоню машину. По моему сигналу вы выходите и быстро
садитесь. Ясно?
Олег Петрович кивнул. Спорить с Геной в данной ситуации не
приходилось. Он был профессионалом, а Олег привык доверять профессионализму.
Если Гена считает, что нужно выходить по сигналу, значит, они пойдут по
сигналу, а там видно будет.
— Я пошел, — неслышно сказал Гена и вдруг пропал, как и не
было его. В дверном проеме осталась только громадная сумка, съехавшая на один
бок, привалившаяся к косяку.
— Олег, — трагическим шепотом спросила Виктория, — что
происходит?
— Я не знаю.
— А почему мы стоим тут?
— Потому что нас тут поставили.
В отдалении заурчал мотор — а ведь никто не слышал, как
открывалась или закрывалась водительская дверь! Мотор заурчал, потом скрипнул
снег, и звук стал приближаться.
По утоптанной снеговой дорожке медленно полз автомобиль,
похожий на кита, посверкивал боками под синим светом уличных фонарей. Почему-то
— должно быть, из-за всего этого таинственного шепота и пистолета в Гениной
руке — Федор был уверен, что машина подлетит, как в американском кино, свистя
тормозами, а из каждого ее окна будет торчать по автоматному стволу. Что машина
будет ползти медленно, как удав, Федор никак не ожидал.
Машина причалила к крыльцу, и с водительского сиденья
выбрался Гена. Он обошел капот, посмотрел по сторонам, открыл обе боковые
двери, еще походил, а потом прилег животом на сверкающий бок машины и стал
неторопливо сбивать с «дворников» лед.
Олег Петрович смотрел на него. Виктория почти не дышала и
вдруг в темноте взяла Федора за руку. Острые ноготки впились в ладонь, и он
осторожно сжал ее, словно успокаивая.
Чем он мог ее успокоить?! Он решительно не понимал, что
происходит, и не знал, что нужно делать, когда испуганная девушка берет его за
руку. Да и разве он может… защитить? У него нет пистолета, и он не видит никого
там, где, должно быть, видит этот самый Гена, про которого Олег Никонов сказал,
что он профессионал! Ни в чем таком Федор не был профессионалом, и жутко ему
было, и мертвое тело старика все мерещилось, и он боялся, что сам превратится в
то неживое и страшное, что, скрючившись, лежало на полу! И еще Федор был
уверен, что все это, по большому счету, из-за него! Из-за того, что он украл
коллекцию в музее!
И нету у него никакого права держать доверчивую руку
Виктории, да еще и пожимать ее!..
Гена деловито постучал о стекло «дворниками», потом
переместился, так что оказался спиной к открытой двери в антикварную лавку,
оглянулся через плечо и кивнул.
— Бегом, — шепотом приказал Олег Петрович, взял Викторию за
шкирку — Федору пришлось выпустить ее руку — и подтолкнул вперед.
Она — умница! — не сопротивлялась, сбежала с крыльца и
нырнула в распахнутую дверь машины.
— Теперь ты. За ней.
Гена все постукивал «дворниками», не торопясь проводил
ладонью вдоль резиновой штуки.
Федор независимо пожал плечами и шагнул на крыльцо, и Олег
Петрович с сумкой двинулся следом за ним, и тогда в кустах с левой стороны
вдруг громко и сухо хлопнуло. Так громко, что эхо раскатилось над машиной,
выкатилось на замерзшую реку и там пропало.
— Мать твою!..
Федор с удивлением глянул влево и увидел, как там сверкнула
молния, очень маленькая и нестрашная. Вдруг ударило еще раз, воздух словно
полоснуло бритвой, он дернулся, и из-под ног у Федора взметнулся фонтанчик
снега.
— В машину, твою мать!!
Что-то сильно толкнуло его в спину, так что он чуть не упал,
и воздух разорвался еще раз, и возле уха нежно и быстро свистнуло
«фыоить-фьюить».
Гена, лежа животом на заднем крыле машины, обеими руками
держал пистолет, но не стрелял, а словно выжидал чего-то, а грохот все
продолжался, и Федор сам не понял, как оказался в машине.
Через секунду хлопнула дверь, и «Мейбах» плавно и
стремительно сорвался с места. Из-под задних колес в разные сторочы двумя
веерами брызнул снег, окатил замерзшие стволы деревьев.
— Там нет выезда! — тяжело дыша, сказал кто-то рядом.
