Девушка все кивала и, когда он взял ее за руку, покорно
пошла, но у самого порога вдруг вырвалась, побежала обратно, стуча каблучками.
Волосы у нее развевались, и глаза налились слезами.
Она добежала до тела и наклонилась над ним. Гена
стремительно приблизился и оттащил ее. Девушка отталкивала его, вырывалась, он
отпустил ее и развел руками. Она опять наклонилась над телом, а потом
обернулась к Олегу Петровичу.
— Олег? — Она сердито вытерла слезы. — Он умер, да?
— Да.
— А… почему?
— Его убили.
— Как?!
— Из пистолета.
— Кто?!
Гена снова начал тащить ее, а она все вырывалась.
— Олег Петрович, скажите вы ей, пожалуйста!..
— Олег, кто его убил?! Он же еще утром был жив, мы с ним… он
маме кресло обещал и не добыл… кто же его?! И за что?! За что?! Он же просто…
старик!
— Вот именно, — раздельно произнес Железная Маска, — просто
старик. А в него разрядили обойму!
— Олег, ну, подожди, ну, наверное, ему еще можно чем-то
помочь, а? Давай я «Скорую» вызову! Хорошую «Скорую», у нас все врачи из
Четвертого управления! Вдруг его спасут?!
— Не спасут. Он умер много часов назад, — сказал Олег
Петрович устало. — Езжай домой, очень тебя прошу.
— Хорошо, — сказала девушка и не двинулась с места.
— Пойдемте, — уговаривал ее Гена кротко, — пойдемте до
машины! И домой давно пора, заждались вас небось, чай пить не садятся!
— Да отстань ты от меня, что прицепился-то?!
— Олег Петрович, что мне делать с ней?..
— Гена, поищи малахитовую шкатулку. Я сам… договорюсь.
С явным облегчением Гена бросил девушку, обошел тело и стал
двигаться вдоль стены, открывая и закрывая все ящики во всех комодах и буфетах,
которыми была загромождена антикварная лавка.
Девушка шмыгала носом, вытирала слезы, которые все бежали, и
почему-то рукавом шубы. Федор пожалел, что у него нет платка. Он бы ей
предложил.
Он никогда не видел вблизи таких красивых девушек, он был
уверен, что их и в природе не существует.
В природе не существует, зато в телевизоре полно.
От нее хорошо пахло, свежо и не слишком остро, и одета она
была как-то необыкновенно, и очень мил был покрасневший нос.
— А вы кто?
Он даже не понял, что она обращается к нему! Но она
обращалась именно к нему, даже придвинулась к нему поближе и смотрела, как ему
показалось, доверчиво и с надеждой. Он изумился.
— Вы из милиции, да?
— Н-нет, — буркнул Федор.
— А мне показалось, что из милиции.
Олег Петрович вышел из потайной комнатки и прикрыл за собой
дверь, стоявшую настежь.
— Ну что, Гена?
— Пока ничего, Олег Петрович.
— Быстрее. Нам нужно уезжать отсюда.
— Как уезжать?! — вскрикнула девушка. — А… Василий
Дмитриевич?! Мы же его не бросим тут одного?! Вот так?!
— Не бросим, — пробормотал Олег Петрович.
И опять воцарилось молчание, только рефлектор сипел и Гена
планомерно выдвигал и задвигал ящики, гремел чем-то тяжелым.
— Как вас зовут? — помолчав, спросила девушка у Федора и
вдруг затараторила: — Меня зовут Виктория. И, представляете, когда я утром сюда
приехала, он был жив и здоров. И я еще на него наехала так позорно, потому что
он обещал мне кресло, ну… для мамы, она хотела непременно гамбса, а он не
достал! А теперь он умер! А он такой смешной! Все время ругался по-немецки и
думал, что я не понимаю!..
— Вы говорите по-немецки? — спросил Федор и обругал себя за
идиотский вопрос.
— Ну конечно, говорю, и по-немецки, и по-французски! Василий
Дмитриевич все время обзывал меня Arsch, а это означает «жопа»! И я так на него
обижалась!
Олег вдруг усмехнулся, сочувствуя ей. Непростой у нее день.
Непростой и не слишком складный.
И, пожалуй, он немного в ней ошибся. Взбалмошна, конечно,
ничего не скажешь, и непредсказуема, но ей всего двадцать лет! Зато она умеет
сочувствовать и прощать, а это так важно!
— Он не только про тебя, — сказал Олег, — он про всех
говорил Arsch. Не переживай.
— Нету малахитовой шкатулки, Олег Петрович! Нету, нету.
Только фарфоровые какие-то попадаются, и еще один деревянный сундук.
— Сундук мне не нужен.
— Как вас зовут? — тихонько спросила девушка. — Или вы
засекреченный, не хотите говорить?
— Федор, — торопливо представился тот. — Федор Башилов.
— А вы откуда?
— Да, — приближаясь и запахивая пальто, вдруг громко сказал
Олег Петрович. — Это хороший вопрос. Вы откуда?
В ее присутствии Федор не стал бы ничего рассказывать, даже
если бы его, как Муция Сцеволу1 (1 С ц е в о л а Гай М у ц и й — по античному
преданию, римский герой, юноша, который проник в лагерь этрусков, чтобы убить
их царя Порсену. Был схвачен и, чтобы показать презрение к боли и врагам, сам
опустил правую руку в огонь. (Прим. ред.)), стала пытать огнем целая свора
жестоких этрусков!
— Я просто шел мимо и зашел. — Он исподлобья посмотрел на
Олега и вдруг ужаснулся тому, как тот похож на его отца.
Нет, внешне они были совершенно разными! Отец высоченный,
длинноволосый, стройный, а этот наголо бритый, плечистый, и длинное пальто
смотрелось на нем по-дурацки.
Но он так же уверен в себе, так же источает власть, так же
подавляет одним своим видом. И взгляд равнодушный, и губы сложены презрительно!
Должно быть, они, богатые, все на одно лицо и скроены из одного материала!
— Ты шел откуда и куда?
— А?
— Откуда и куда ты шел? Ты живешь на Фрунзенской?
Федор отвел глаза.
— Нет.
— Как ты здесь оказался? Откуда ты? Что ты делал сегодня в
том переулке? Что это за люди, с которыми ты дрался?
Федор был не готов к допросу. Он даже не подумал о том, что
нужно сочинить некую версию своего присутствия, что его могут об этом спросить!
А впрочем, если бы подумал, вряд ли сочинил бы так быстро.
— Нету шкатулки, Олег Петрович!
— Нужно уезжать. — Олег повернулся и, не глядя, приказал
Федору равнодушно: — Ты поедешь с нами.
— Никуда я с вами не поеду!
— Олег, почему ты с ним так разговариваешь?! — вдруг
вступилась девушка. — Это просто хамство! Особенно если ты его не знаешь!
