— Ни-и-на! Ни-ина! — на весь салон протяжно закричала
передняя контролерша, и задняя двинулась ей на помощь, как ледокол к
застрявшему во льдах «Челюскину»!
— Пропустите, молодой человек! — сказала она Федору и
отстранила его с дороги рукой, а тут и троллейбус затормозил, и добрый-добрый
женский голос из динамика объявил на весь салон остановку и призвал не забывать
свои вещи.
Федор Башилов ринулся к задней двери, скатился со ступенек,
и свобода приняла его с распростертыми объятиями!..
Он не доехал всего пару остановок — а в центре они короткие,
и пешком недалеко, — и за билет не заплатил, и в скандал не ввязался. Красота!
Он дошел почти до цели и уже видел сверкающие шпили и башни
здания, к которому шел, и тут у него в нагрудном кармане затрезвонил телефон.
Ему редко звонили, и он сам почти не звонил — все экономил —
и очень удивился, когда телефон затрезвонил. Еще больше он удивился, когда
увидел, что это Светка, с которой он вроде как поссорился недавно, а она была
не из тех, что кидаются мириться первыми.
— Да? — осторожно спросил в трубку Федор Башилов. Может, она
хочет сказать ему, что они расстаются навсегда?!
— Федя, — прорыдала Светка в трубе, — Феденька-а-а!
Он перепугался так сильно, что стал как вкопанный, содрал с
головы шапку и зачем-то кинул ее на заплеванный снег.
— Что?! Что случилось?!
И еще ему почему-то показалось, что беда приключилась с
матерью. Он бы этого не пережил.
— Феденька, отдай им все, что они просят! Отда-ай, Федя! Или
они меня убыо-ут!
За ширмой сидел старик Василий Дмитриевич, уронив голову на
руки. Он сидел совершенно неподвижно, и Олег Петрович облизнул вмиг пересохшие
губы.
— Василий Дмитриевич! — позвал он и сделал осторожный шаг. —
Вы слышите меня?
Пожалуй, зря он оставил Гену Березина в машине. Пожалуй, зря
он все время выпендривался и ездил без охраны. Зря он вообще притащился сюда!..
— Василий Дмитриевич?!
Олег, никогда не любивший детективы, тем не менее точно
знал, что именно в такой позе герой чаще всего и находит убитого. Сейчас он
возьмет его за плечо, и тяжелое мертвое тело подастся, поползет со стула и
обрушится на пол с ужасающим ненатуральным грохотом!..
— Все, все пропало! — пробормотало предполагаемое «мертвое
тело». — Теперь уж точно все пропало!
Олег сильно выдохнул, постоял и взялся рукой за висок, в
котором сильно и равномерно стучало.
Тело Василия Дмитриевича, пока еще вполне живое, зашевелилось
на стуле и обратило к Олегу мученический лик.
— Великий бог! — возликовало тело, и лик преобразился, из
мученического стал вполне человеческим. — Какое счастье, что вы приехали, Олег
Петрович! Какое непередаваемое счастье, мой дорогой молодой друг!
Олег достал из кармана сигарету и закурил, не спрашивая
разрешения.
— Так, — сказал он, стараясь не глядеть на старика, чтобы
тот не обнаружил, как перепугался его «молодой друг». — Что такое случилось,
Василий Дмитриевич?
— Голубчик! — простонал тот. — Дайте старику глоток коньяку!
Один глоток, и я буду готов поведать вам все, что со мной стряслось! Только
один глоток!
— Да где же я вам возьму коньяк?!
— Как где? Вон там, за дверкой, в шкапчике все приготовлено!
Только налить и осушить, для успокоения стариковских нервов!
— В каком… шкапчике, Василий Дмитриевич?
— Во-он, в буфетике восемнадцатого века, то ли подлинная
Анна Иоанновна, то ли подделка под нее, сердешную, я еще не разобрался.
Бироновщина, бироновщина, дорогой мой, тогда мучила Россию!.. Ее все время
мучило то одно, то другое… Там все и приготовлено.
Большими шагами Олег дошел до то ли подлинного, то ли
поддельного «буфетика» времен Анны Иоанновны, распахнул створку, и точно! На
полке было все приготовлено: и коньяк в хрустальном водочном графинчике,
который с коньяком никак не вязался, и лимончик кружочками на блюдечке, и даже
нарезанное толстыми кусками сало — это уж совсем ни к чему! Сервировано все
было на подносе, и Олег достал поднос и водрузил перед антикваром. Видимо,
Василий Дмитриевич как раз собирался подкрепить свои силы, и тут случилось
нечто «кошмарное», из-за чего весь сыр-бор разгорелся.
— А вы? Со мной за компанию?
— Под сало, Василий Дмитриевич?
— Да вы ведь не на обеде с принцем Альбертом, дорогой мой! —
парировал старик. — Это там у них коньяк салом не заедают, а у нас тут — отчего
же?
Олег налил темную, вкусно пахнущую жидкость в две пузатые
узкогорлые рюмки, взял свою, понюхал, покрутил в руке, еще раз понюхал и выпил
залпом.
Коньяк оказался не так уж плох, как можно было предположить.
Старик проглотил свою порцию, немедленно налил из графинчика еще, и опять
проглотил, и снова налил.
— Василий Дмитриевич, — глядя на его манипуляции, сказал Олег
Петрович. — Если вы намерены продвигаться такими темпами, я, пожалуй, поеду.
Старик схватил его за руку и чуть было не прижал ее к груди,
но Олег не дал.
— Друг мой! — вскричал старик страшным голосом, покосился на
свою рюмку, подхватил ее и опрокинул в себя. — Вы даже представить себе не
можете, в какое ужасное положение я попал!
— Не могу.
— Вы даже не знаете, какая опасность мне угрожает!
— Не знаю.
— Вы и не предполагаете…
— Не предполагаю, — перебил его Олег Петрович. — Но у меня
встреча, я не могу опоздать. Намек понимаете?
— Конечно, конечно, понимаю! — Антиквар снова налил себе и
снова тяпнул и только тут заел лимончиком. — Итак, я грешен! Страшно грешен,
Олег Петрович!
Олег потушил сигарету в замысловатой пепельнице,
напоминавшей то ли цветок лотоса, то ли морскую раковину. Пепельница была
пыльная, и в тесном пространстве сразу завоняло жженой шерстью.
— Каяться — это к батюшке. — Олег выразительно посмотрел на
часы. — Я-то чем могу служить?..
— Секунду, секунду, одну небольшую, самую маленькую
секундочку…
Старик проворно подскочил со стула, с сожалением посмотрел
на графинчик, где еще порядочно оставалось янтарной жидкости, и побежал в
сторону облупленной сейфовой двери, за которой, Олег знал, у него была
комнатка, где ондержал самое ценное.
— За мной, за мной, Олег Петрович! — и распахнул дверь.
В комнатке было совеем не повернуться, и яркий свет лампочки
без абажура, болтавшейся на длинном хитом проводе, делал помещеньице похожим на
камеру пыток из фильма про фашистов.
