А потом она узнала, что ее «Человек на песке» выдвинут на соискание премии «Оскар» сразу в нескольких номинациях. Это был приятный, хотя и ожидаемый сюрприз. Еще через неделю, на специальном судебном заседании, должны были огласить приговор Бриджит, и Талли думала об этом с чувством облегчения. С каждым днем мучительное прошлое все больше отдалялось, а впереди лежала новая жизнь, которая — она надеялась — будет радостной и счастливой.
— Нужно было мне надеть черное, — пробормотала Талли, и Макс снова рассмеялась.
— Ты прекрасно выглядишь, ма. Просто сногсшибательно. Вот Джим не даст соврать.
— В этих туфлях я не только посшибаю всех вокруг, но и сама, не дай бог, растянусь прямо на красной дорожке, — огрызнулась Талли. Она действительно отвыкла от подобной обуви, поэтому, когда Макс принесла эти туфли, ей фактически пришлось учиться ходить в них заново.
Дочь снова рассмеялась:
— Терпи, мама, ведь ты же звезда, а звезды ездят в лимузинах, а не в джипах.
— Почему? Что, мой внедорожник — плохая машина? — Талли наконец сподобилась купить собственную машину, причем по совету Джима выбрала довольно дорогую модель. Сама она хотела приобрести что-нибудь более скромное — лишь бы ездило, но Макс сказала, а Джим подтвердил, что дешевая или подержанная машина быстрее сломается, и Талли уступила.
Услышав ее слова, Джим улыбнулся. Он был счастлив и горд быть сейчас с Талли, в которую влюбился без памяти.
— В следующий раз мы приедем на грузовике. Или на фэбээровском спецавтомобиле с сиреной, — пошутил он. — Это точно привлечет к нам всеобщее внимание.
Если Талли что-то и ненавидела, так это назойливый интерес прессы, направленные на нее объективы и микрофоны, выкрикивающие ее имя голоса. Она знала, что именно ради этого другие звезды наряжаются в пух и прах и покрывают лица тоннами макияжа, но самой Талли подобное поведение претило. Она терпеть не могла фальшь в любых ее проявлениях, поэтому ей и в голову не пришло бы выставлять себя напоказ или притворяться кем-то, кем она на самом деле не являлась. Внешностью Талли могла бы потягаться с любой знаменитой актрисой, но душа у нее совершенно не лежала к тому, что она всегда называла «мозолить глаза». В этом отношении церемония вручения «Оскаров» отличалась для нее от прочих светских мероприятий только тем, что ее шансы завоевать золотую статуэтку были достаточно высоки; в противном случае она просто осталась бы дома, а церемонию посмотрела бы по телевизору. Впрочем, в глубине души Талли была по-прежнему уверена, что, как бывало уже не раз, награды снова достанутся кому-то другому, и от этого ее раздражение, вызванное необходимостью наряжаться и причесываться, только усиливалось.
Талли знала, что ее «Человек на песке» по-настоящему хороший фильм. Только в прошлом месяце он получил сразу четыре «Золотых глобуса», но завоевать «Оскар» было значительно труднее. До сих пор Талли это не удавалось, хотя она и раньше делала очень неплохие фильмы. Так почему же сегодня что-то должно измениться? — рассуждала она. Тот факт, что ее назвали одним из кандидатов на звание лучшего режиссера, а сам фильм номинировался на «Оскара» еще в пяти категориях, мало что менял — такое с ней случалось уже дважды, но ни разу Талли не удалось победить.
Она, впрочем, нисколько по этому поводу не переживала. Макс она всегда говорила, что работа сама по себе служит ей лучшей наградой, и это были не пустые слова. Без «Оскара» Талли жить могла, а без работы — нет.
Пока она размышляла об этом, длинный лимузин плавно затормозил, пристроившись в конец вереницы таких же автомобилей. Следующие полчаса они двигались очень медленно, но наконец настала и их очередь, и Макс в последний раз окинула мать внимательным взглядом. Сама она в узком белом платье и накинутом на плечи коротком жакете из меха полярной лисы выглядела как подающая надежды голливудская звездочка, но рядом с Талли поблекли бы и признанные звезды экрана. Она была великолепна и держалась по-королевски величественно, ожидая, пока настанет их очередь ступить на красную ковровую дорожку.
— Мы следующие, мам, — шепнула ей Макс. — Повернись-ка ко мне… вот так. — Убедившись, что Талли в полном порядке, она кивнула. — Все отлично, — добавила Макс. — Главное, не волнуйся. И не забудь улыбнуться журналистам, о’кей?
Джим, внимательно прислушивавшийся к разговору матери и дочери, почувствовал себя тронутым. Ему очень нравилось, как Макс и Талли общаются друг с другом, да и сама девочка была ему по душе. Его сыновья в свою очередь удивлялись тому, что Джим встречается с самой настоящей голливудской звездой, хотя оба признавали, что Талли ведет себя совсем не как мировая знаменитость. Собственно говоря, именно это и понравилось Джиму в Талли с самого начала — в ней не было ни высокомерия, ни заносчивости, ни равнодушия к окружающим, да и о своей известности она предпочитала говорить как можно меньше. Вот и сегодня ее пришлось буквально силком тащить на церемонию вручения «Оскаров». Джим, впрочем, находил ее ворчание и отговорки забавными, однако самой Талли так не казалось.
— Я застрелю любого, кто будет тебе надоедать, — пообещал Джим, и она наконец улыбнулась, а у него сердце замерло от внезапно нахлынувшей нежности.
Талли была прекрасна в этом платье и красных босоножках на стройных длинных ногах, с волосами, подобранными наверх, и с крошечными бриллиантовыми сережками в ушах. Никаких других украшений она надевать не стала, но Джим не сомневался, что все женщины, которые увидят ее сегодня в зале или по телевизору, будут завидовать ее красоте и молодости.
Самому Джиму, чтобы ехать с Талли на церемонию, пришлось приобрести настоящий смокинг, который отлично смотрелся на его спортивной, подтянутой фигуре. Раньше он никогда не носил смокинг — ему просто некуда было в них ходить, но Джим подозревал, что теперь ему придется время от времени «выглядеть прилично». Талли сама попросила его сопровождать их с Макс, и он чувствовал себя польщенным. Для него это было большой честью, к тому же он знал, что и его сыновьям, и свояченице, которая была большой поклонницей таланта Талли, будет приятно увидеть его по телевизору. И даже Джеку Спрэгу тоже, если на то пошло. Когда напарник узнал, что Джим приглашен на церемонию вручения наград Киноакадемии, он зауважал его еще больше. Джек даже сказал, что ему очень лестно работать со старшим агентом, который коротко знаком с самыми блестящими знаменитостями Голливуда.
Наконец настала их очередь, и дверца лимузина распахнулась. Талли выпорхнула из салона легко и грациозно. В свете прожекторов и софитов она выглядела скорее как актриса, а не как режиссер, но улыбка, которой она наградила прессу, делая первые шаги по красной ковровой дорожке, была не заученно-актерской, а очень живой и искренней. Журналисты, едва завидев Талли, сразу пришли в движение и принялись выкрикивать ее имя, а она шла по ковру так спокойно, словно делала это каждый день, и приветливо улыбалась в направленные на нее объективы фото— и телекамер. На адресованные ей вопросы она отвечала охотно, но коротко, а один раз даже рассмеялась в ответ на чью-то шутку. Несколько раз по просьбе фотокорреспондентов Талли останавливалась и позировала сначала с Макс, потом с Джимом, потом с обоими вместе. Кто-то спросил у Джима, как его зовут, и он машинально назвал свое имя. Впереди и позади них шли по ковру знаменитые актеры, чьи лица знала вся страна, и Джим едва не растерялся. Он только удивлялся, как Талли удается держаться так уверенно и спокойно. Джим знал, что все это ей совсем не нравится, однако по ней не было ровным счетом ничего заметно. Она грациозно шагала по дорожке, улыбаясь направо и налево, и только ее рука крепко сжимала локоть Джима, который оказался между ней и Макс.
