Я сжал в руке Козырь Бранда, вспомнив тот поединок воли с
Эриком. Если бы я смог выйти сейчас на контакт с Брандом, то по крайней мере
заставил бы его переключить внимание на меня и тем самым хотя бы отчасти
высвободить Бенедикта. Я полностью сосредоточился на его карте, готовясь к
массированной телепатической атаке.
Но ничего не произошло. Путь к нему оставался мертвым и
темным.
Должно быть, он был настолько сосредоточен на взаимодействии
с Камнем, что я просто не мог пробиться сквозь этот ментальный барьер. И этот
мой ход был блокирован.
Вдруг Лестница надо мной стала стремительно бледнеть, и я
быстро взглянул на луну. Проклятье! Густые кучевые облака отчасти уже скрыли ее
от меня.
Я снова переключился на карту Бенедикта. Похоже, что очень
медленно... но все же контакт с ним восстанавливался. Видимо, где-то глубоко
Бенедикт все еще сохранил проблески сознания.
Бранд приблизился к нему еще на шаг, по-прежнему отпуская
различные шуточки. Камень на тяжелой цепи горел ярким светом. Теперь между
братьями было едва шага три. Бранд поигрывал кинжалом.
— ...Да, Бенедикт, — издевался он, — ты бы, пожалуй,
предпочел погибнуть в бою. С другой стороны, ты вполне способен и свою смерть
расценить как некое дело чести — этакий сигнал. В некотором роде твой конец
станет началом нового миропорядка...
На какое-то мгновение Образ перед ними совсем поблек, однако
я не мог оторвать глаз от происходящего и не знал, что там делается с луной.
Сам же Бранд, окруженный тенями и мерцающими огнями, стоя спиной к Образу,
казалось, не замечал ничего. Он сделал еще шаг вперед.
— Однако довольно болтовни. Есть вещи, которые
необходимо сделать немедленно, а ночь не вечна. — Он подошел еще ближе, слегка
опустив кинжал. — Спокойной ночи, милый принц.
И тут странная механическая рука Бенедикта, некогда
унесенная мной из этого мира призраков, серебряного сияния и лунного света,
стремительно взвилась, подобно атакующей змее. Сверкающие металлические
пластинки, из которых она состояла, были пронизаны отблесками огня и походили
на грани самоцветов; рука ужасно походила на руку металлического скелета,
однако функционировала отлично и обладала мертвой хваткой. В этот миг она
показалась мне даже прекрасной; я не успел заметить, как рука молниеносно
выбросила себя вперед, тогда как все остальное тело Бенедикта продолжало
оставаться неподвижным, будто статуя, и механические пальцы впились в цепь, на
которой висел Камень Правосудия. И тут же рука дернулась вверх, подняв Бранда
за цепь высоко над полом. Бранд выронил кинжал и обеими руками вцепился в
горло.
За его спиной Образ стал светиться совсем тускло.
Перекошенное лицо Бранда в свете фонаря, оставленного Бенедиктом у стены,
казалось лицом призрака. Сам же Бенедикт был по-прежнему недвижим, держа Бранда
высоко над полом на своей руке-виселице.
Путь стал еще бледнее. Надо мной начали исчезать ступени
Лестницы. Луна уже наполовину скрылась за облаками.
Извиваясь, Бранд вскинул руки и ухватился за цепь рядом с
механической рукой Бенедикта, которая душила его. Бранд был силен — как и все
мы, впрочем. Я видел, как надулись, напрягшись, его мускулы. Лицо Бранда уже
заметно потемнело от прилившей крови, а на шее скрученными жгутами проступили
жилы. От боли он прокусил губу, и кровь стекала по его бороде. Он попытался
разорвать цепь.
С резким щелчком и звоном цепь порвалась, и Бранд упал,
задыхаясь, на пол. Потом перевернулся, сжимая горло обеими руками.
Медленно, с огромным трудом опустил Бенедикт свою странную руку,
по-прежнему сжимавшую цепь вместе с Камнем. Он чуть размял вторую руку и
глубоко вздохнул.
Путь еле светился. Тир-на Ног-т над моей головой стал
прозрачным. Луна почти скрылась за облаками.
— Бенедикт! — крикнул я. — Ты меня слышишь?
— Да, — ответил он очень тихо и начал погружаться
куда-то сквозь пол, проваливаться...
— Город исчезает! Ты должен немедленно перейти ко мне!
Я протянул руку.
— Бранд... — начал было он, оборачиваясь. Но Бранд тоже
проваливался, и я видел, что Бенедикт не сможет до него дотянуться. Я крепко
схватил Бенедикта за левую руку и дернул. Оба мы упали на землю на самом краю
выступа, на вершине Колвира.
Я помог Бенедикту подняться, и мы устало опустились на
каменную ступень. В течение долгого времени мы молчали. Потом я снова посмотрел
вверх: Тир-на Ног-т исчез.
Сколько стремительных и неожиданных событий произошло за
один лишь сегодняшний день!.. На меня вдруг навалилась чудовищная усталость; я
чувствовал, что силы мои совершенно истощены и вскоре я просто упаду и засну,
где бы ни находился. Мысли путались. Слишком много людей и мест промелькнуло
перед глазами за последние часы.
Я прислонился спиной к скале, глядя на облака и звезды. На
те остатки... города, которые, казалось, еще можно соединить, если только
правильно вставить исчезнувшие куски... Но части Тир-на Ног-та распадались,
расползались, ускользали друг от друга, словно по собственному желанию...
— Он умер, как ты думаешь? — спросил Бенедикт, отвлекая
меня от этого зрелища и вызывая из полусна, в который я уже погрузился.
— Возможно, — сказал я. — Он был далеко не в лучшем
состоянии, когда город начал исчезать.
— Но до земли было так далеко... Может быть, он успел
все-таки что-нибудь придумать и спасся? Или убрался оттуда тем же путем, каким
появился?
— Ну, в данный момент это, в общем-то, не имеет
значения. Ты вырвал ему клыки.
Бенедикт что-то проворчал. Он все еще сжимал в руке Камень
Правосудия, светившийся теперь значительно менее ярко.
— Да, это так, — наконец проговорил он. — Образ пока
вне опасности. Я бы хотел... Мне бы страшно хотелось, чтобы некогда — это было
очень, очень давно — кое-что из сказанного не было сказано и кое-что из
содеянного нами не осуществилось. Чтобы мы могли знать это уже тогда, и Бранд,
возможно, вырос бы совсем другим человеком — не тем злобным, криводушным
маньяком, которого я видел там перед собой. Лучше всего сейчас ему было бы
умереть. И все-таки мне очень жаль того, кем он мог бы стать.
