Яго все еще пытался вырваться из паутины силовых полей;
сперва ему удалось высвободить правую переднюю ногу, потом он снова запутался,
зато высвободил левую. Все это время он громко и дико ржал. Снопы искр
взвивались ему до плеч, и он стряхивал их с себя, словно капли дождя, а все его
тело приобрело маслянистый оттенок и начало слабо светиться.
Рев стал еще оглушительней, а в центре той красной
штуковины, что повисла над нами, начали плясать маленькие молнии. И тут мое
внимание привлек какой-то шуршащий звук; я глянул себе под ноги и увидел, что
грифон подполз совсем близко и как бы отгородил нас своим телом от странного
красного облака. Он весь скрючился, словно горгулья, отвернулся от нас и
внимательно следил за развитием событий. Яго как раз удалось высвободить обе
передние ноги и даже встать на дыбы. Теперь конь казался каким-то
нематериальным, волшебным существом из-за светящейся кожи, снопами
рассыпавшихся искр и некоторой расплывчатости силуэта. Наверное, он яростно
ржал, однако мы не слышали ни его ржания, ни каких-либо других звуков: все
заглушал неумолчный рев, доносившийся сверху.
Из ревущего круглого «облака» вниз спустилось нечто вроде
воронки — яркой, светящейся, тоже воющей и вращающейся с невероятной скоростью.
Воронка вытянулась, коснулась своим тонким концом вставшей на дыбы лошади, на
какое-то мгновение необычайно расширилась — и жеребец исчез. На несколько
секунд воронка замерла, похожая на отлично сбалансированный детский волчок.
Потом вой стал стихать.
Через несколько секунд ствол воронки сам собой медленно
поднялся, почти втянулся внутрь — теперь он был длиной не более человеческого
тела — и завис над Путем. Все «облако» резко взмыло ввысь с той же быстротой, с
какой опустилось.
Вой прекратился, крохотные молнии внутри красного круга
начали затухать. «Облако» на глазах бледнело и вращалось гораздо медленнее.
Вскоре оно стало не больше клочка темной тучки на горизонте, а потом исчезло
совсем.
От Яго не осталось и следа.
— Только ни о чем меня не спрашивай, — успел сказать я,
так как Рэндом уже повернулся ко мне, — я тоже ничего не понимаю.
Он кивнул и переключил свое внимание на нашего лилового
знакомца, который как раз начал погромыхивать своей цепью.
— Ну а что с этим клоуном делать? — спросил Рэндом,
проводя пальцем по лезвию клинка.
— Я уверен, что он определенно пытался нас защитить, —
сказал я, делая шаг вперед. — Прикрой меня. Я хочу кое-что попробовать.
— Ты уверен, что способен двигаться достаточно быстро?
— шепнул он. — С твоей дыркой в боку...
— Не беспокойся. — И я продолжал тихонько подходить к
грифону.
Рэндом был прав насчет моего левого бока; подживающая уже
рана, нанесенная тем кинжалом, все еще побаливала и при каждом удобном случае
как бы старалась мне помешать. Но я крепко сжимал Грейсвандир в правой руке, и
почему-то как раз сейчас мне особенно хотелось доверять собственным инстинктам.
Раньше я часто и весьма успешно пользовался своей интуицией. Порой подобная
игра со смертью представляется мне как нельзя более уместной.
Рэндом сдвинулся чуть вперед и вправо. Я повернулся лицом к
грифону и протянул ему свою левую руку, как если бы, например, здоровался с
незнакомой собакой. Впрочем, довольно медленно протянул. Наш геральдический
приятель уже давно встал, выпрямился и теперь как раз разворачивался мордой ко
мне.
Он довольно долго и внимательно изучал Ганелона, стоявшего
поодаль, слева от меня. Потом уставился на мою протянутую руку. Потом снова
низко-низко опустил голову и поскреб клювом землю, в точности как прежде, и
очень тихо что-то прокаркал; потом поднял голову, медленно вытянул ее по
направлению ко мне, подтащил поближе свой огромный хвост, чтобы было удобнее, и
коснулся клювом моих пальцев. Затем повторил все представление сначала. Тогда я
осторожно положил руку ему на голову. Виляние хвостом усилилось, но голова
оставалась неподвижной. Я нежно почесал ему шею, и грифон стал медленно
подставлять ее под мои пальцы: ему явно было это очень приятно. Я убрал руку и
отступил на шаг назад.
— По-моему, мы с ним друзья, — тихонько проговорил я. —
Теперь ты, Рэндом.
— Ты что, смеешься?
— Нет. Я совершенно уверен: это безопасно. Попробуй.
— А что, если ты ошибаешься?
— Тогда я перед тобой извинюсь.
— Ничего себе!..
Рэндом подошел к грифону и протянул к нему руку. Тот
по-прежнему вел себя исключительно дружелюбно.
— Ну хорошо, — сказал Рэндом примерно минуту спустя,
все еще почесывая грифону шею, — и что мы этим доказали?
— То, что это всего лишь сторожевой пес.
— И что же он стережет?
— Ну разумеется, Образ!
— В таком случае я утверждаю, — заявил Рэндом, отступая
назад, — что работа этого сторожа оставляет желать лучшего. — Он указал на
темный сектор. — Что, собственно, объяснимо, если он так же дружелюбен ко всем
тем, кто не ест ни овса, ни лошадей.
— А по-моему, в этом отношении он как раз весьма
разборчив. Возможно также, что его посадили здесь уже после того, как Образ был
поврежден, на случай возобновления подобных злостных попыток.
— И кто же его здесь посадил?
— Это я и сам хотел бы узнать. Кто-то из наших
сторонников, видимо.
— Что ж, попробуй собрать дополнительные доказательства
своей теории. Теперь вели Ганелону погладить эту собачку.
Ганелон не двинулся с места.
— А может, у членов вашего семейства какой-нибудь запах
особый, — сказал он в конце концов, — и грифон по нему отличает уроженцев
Амбера? Нет уж, спасибо, тут я пас.
— Ладно. Это не так уж и важно. Ну а что ты вообще
можешь сказать обо всем случившемся?
— Из двух группировок, борющихся за право сидеть на
троне Амбера, — сказал Ганелон, — сильнее та, которую представляют Бранд, Фиона
и Блейз: у них, как ты сам говорил, гораздо больше знаний и возможностей
воздействовать на те силы, что вьются вокруг королевства. Бранд ничего толком
не рассказал тебе — разве что ты сам умудрился видеть кое-какие случаи, к
которым он мог иметь отношение, — однако, согласно моему предположению,
нанесенный Образу ущерб наглядно демонстрирует те средства, благодаря которым
союзники этой группировки завоевали доступ в Амбер. Благодаря действиям одного
или нескольких из этих союзников и возникла, например, черная дорога. Если
сторожевой пес, посаженный здесь, реагирует на запах членов вашей семьи или еще
на какую-то подобную информацию, заложенную во всех вас, то это значит, что он
преспокойно мог сидеть здесь и не чувствовать ни малейшей потребности
вмешиваться, пока творилось зло.
