— Во-первых, даже если Образ и поврежден, чтобы пройти
его, всегда требуется некоторое время, — сказал я. — Особенно если
сопротивление там примерно такое же, как и в Амбере. Во-вторых, нас всегда
учили, что сбиться с Образа — значит погибнуть, а это пятно вполне может
заставить сойти с Образа даже меня. А если пойти прямиком через потемневший
сектор, то — и здесь ты прав — это может привлечь внимание наших врагов. Так
что...
— Так что ни один из вас никуда не пойдет, — вмешался
Ганелон. — Это сделаю я.
И он, не ожидая ответа, с разбегу прыгнул на черный сектор,
стремительно пролетел по нему до самого центра, довольно долго, как нам
показалось, возился там, наконец подобрал интересующий нас предмет, развернулся
и устремился назад.
Через несколько секунд он стоял перед нами.
— Зачем же было так рисковать? — произнес Рэндом с
укором.
Ганелон кивнул, признавая его правоту, однако возразил:
— Но ведь вы оба до сих пор спорили бы, если б я не
рискнул. — Он протянул нам подобранный предмет. — Итак, что вы скажете теперь?
Окровавленный пергамент с рисунком, насквозь пробитый кинжалом.
Я взял у Ганелонм и кинжал, и рисунок.
— Похоже на Козырь, — проговорил Рэндом.
Я кивнул и снял карту с острия клинка; потом расправил
смятые и порванные уголки. Человек, на которого я сейчас смотрел, выглядел
отчасти знакомым — что само собой подразумевало, конечно, что отчасти он мне
был и совершенно чужим. Светлые прямые волосы, чуть резковатые черты лица,
легкая улыбка на губах, не слишком крепкого сложения...
Я покачал головой:
— Я его не знаю...
— Дай-ка мне посмотреть.
Рэндом взял у меня карту, глянул на нее и нахмурился.
— Нет, — сказал он, помолчав. — Я, пожалуй, тоже его не
знаю. Хотя почти уверен, что должен был бы знать, но... Нет.
И тут лошади снова жалобно заржали, только гораздо более
громко. Мы как-то позабыли чуть свернуть, чтобы выяснить причину их
беспокойства, но тут «причина» сама решила явиться пред нами.
— О черт! — воскликнул Рэндом.
Я был с ним вполне согласен.
Ганелон трубно прочистил глотку и выставил вперед свой
клинок.
— Кто-нибудь знает, что это такое? — тихо спросил он.
Сперва мне показалось, что чудовище, выползшее из пещеры,
больше всего похоже на змея или дракона: оно извивалось, и у него был длинный
толстый хвост весьма угрожающего вида. Тварь передвигалась с помощью четырех
мощных и широких лап, довольно коротких, однако снабженных длиннющими острыми
когтями. Узкая голова чудовища заканчивалась клювом, и тварь покачивала ею из
стороны в сторону, медленно приближаясь к нам и показывая то один свой
бледно-голубой глаз, то другой. Большие кожистые багряного оттенка крылья были
сложены вдоль спины. Ни шерсти, ни перьев мы не заметили, однако на груди, на
плечах, вдоль хребта и хвоста чудовище было покрыто пластинами чешуи. От
острого как штык клюва до кончика извивающегося хвоста в нем было немногим более
трех метров. Двигаясь, оно издавало слабый звон, и я заметил, как на шее у него
вспыхнуло что-то яркое.
— Наиболее близким к этому чудовищу животным, —
заговорил наконец Рэндом, — мне представляется геральдический зверь грифон.
Только этот почему-то плешивый и лиловый.
— Определенно не наша королевская птичка, — прибавил я,
поднимая Грейсвандир и покачивая его острием на уровне грифоновой башки.
Грифон высунул красный раздвоенный язык, на несколько дюймов
приподнял крылья и снова их опустил. Когда его голова наклонялась вправо, хвост
двигался влево, и наоборот; в итоге эти покачивания производили на зрителей
почти гипнотический эффект.
Грифон, казалось, куда больше интересовался лошадьми, чем
нами, ибо направился прямехонько к коновязи, где наши кони дрожали и
переступали ногами от волнения. Я мгновенно вклинился между ними.
И тут грифон встал на дыбы.
Взметнулись и широко распростерлись крылья, словно два
старых паруса, вдруг надувшихся от порыва ветра. Он стоял на задних лапах,
значительно возвышаясь над нами, и теперь казался по крайней мере раза в четыре
больше, чем прежде. Потом он взревел, словно вызывая врага на битву, иот этого
рева у меня зазвенело в ушах. Продолжая реветь, грифон захлопал крыльями и
взлетел, на мгновение чем-то напомнив большую неуклюжую птицу.
Лошади сорвались с привязи и бросились в разные стороны.
Теперь грифона нам было не достать. И тут я вдруг догадался, что означали тот
перезвон и яркие блестки у него на шее. Он сидел на цепи! Длиннющая цепь
тянулась из глубины зловонной пещеры, и ее точная длина мгновенно стала для нас
вопросом далеко не только академического интереса.
Я повернулся, когда грифон пролетал мимо, злобно шипя и
хлопая крыльями, и увидел, что он буквально рухнул на землю невдалеке от нас. У
него явно не хватило времени, чтобы набрать настоящую высоту. Да и цепь мешала.
Звезда и Огнедышащий Дракон Ганелона отступали к дальнему концу овальной
площадки, но конь Рэндома по кличке Яго прыгнул прямо на темный сектор и
двинулся в сторону Образа.
Грифон, опустившись на землю, повернулся было в сторону Яго,
словно намереваясь погнаться за ним, затем внимательно оглядел нас и застыл как
изваяние. На сей раз он был гораздо ближе к нам и склонил свою башку набок, как
бы демонстрируя правый глаз; потом приоткрыл клюв и что-то тихо прокаркал.
— А что, если нам первыми напасть на него? — предложил
Рэндом.
— Нет, погоди-ка... Как-то он странно ведет себя...
Заслышав мои слова, грифон низко опустил голову и свесил
полураскрытые крылья до земли. Затем три раза поскреб землю клювом, снова
поднял голову и аккуратно сложил крылья вдоль туловища. Хвост его разок
шевельнулся, потом более энергично задвигался из стороны в сторону. Он снова
открыл клюв и повторил свое птичье приветствие.
И тут нас отвлекли.
Яго уже миновал темный сектор и прошел по светящейся линии
Образа метров пять или шесть; теперь силовые линии пронизывали его насквозь, и
он был пришпилен ими к одной из Вуалей, точно муха к липучке. Конь громко
заржал, когда искры пробежали по его телу, а грива встала дыбом.
Небо у нас над головами мгновенно стало темнеть. Но это было
отнюдь не обычное облако. Это было некое довольно плотное и абсолютно круглое
образование, в середине красное и желтое по краям, которое вращалось по часовой
стрелке. Звук, похожий на удар колокола, донесся из него до наших ушей, и за
колокольным звоном сразу последовал невероятный рев.